Солнечный ветер. Книга вторая. Младший брат
Шрифт:
Она жмурится, ожидая болезненного укуса, у нее мелькает мысль, что зря она не надела сандалии, в них убегать по песку легче. Но язык злой, свирепой змеи, только пронзает воздух, не в силах дотянуться до Фаустины… Просыпается она вся в поту, боясь тронуть на себе мокрую тунику.
«Это беременность так проходит, – замечает Дафна, обтирая ее. – Всякое бывает Фаустиночка, надо потерпеть».
И все же приснившийся сон не давал ей покоя. Она взяла сонник Артемидора, принялась изучать сновидения о змеях. То, что ее интересовало, нашлось в четвертой книге.
«Беременной женщине приснилось, что она
«Другой женщине, дочери прорицателя, приснился сон о змее. Ребенок ее стал оракулом». Фаустина увидела здесь благоприятную для себя аналогию. Она дочь императора и жена императора и, следовательно, ее дети станут правителями Рима. По, крайней мере, один из них.
Однако следующее толкование заставило ее призадуматься. Артемидор писал, что у похотливой и распутной женщины, увидевшей змею во сне, родится порочный и наглый сын. Неужели это про нее? Ведь она повела себя как непотребная, бессовестная женщина из известного квартала проституток. Она изменяла мужу с его братом. Что если родившиеся мальчики будут негодяями, или хотя бы один из них, чья змея огрызалась и была готова ее укусить?
Или еще.
Женщина во сне увидала змею и ее родившийся сын, когда вырос, был пойман и обезглавлен за грабеж. Связь здесь заключалась в том, что он погиб словно змея, которая умирает от удара по голове. Женщина эта не была высоконравственной, впрочем, как и Фаустина, невольно ограбившая Марка, ибо отдала в чужие руки то, что принадлежало мужу. Таким образом, толкование этого сна тоже не сулило Фаустине ничего хорошего.
Она пробежала глазами следующие строки книги, надеясь вычитать подходящие намеки или аналогии, которые могли бы утихомирить ее тревоги. Ах, как ей хотелось благоприятных предсказаний! Все ждут их от Дельфийского оракула или от Александра – толкователя Асклепия, прежде чем начинать дело. Она лишь желает родить мальчиков, хороших людей и достойных наследников. Только и всего. Больше ей ничего не надо! Но следующие примеры были еще хуже. Дети, если внимательно читать Артемидора, могли оказаться жестокими, если бы Марк был таким человеком, что, конечно, не правда. Или она, Фаустина, вдруг превратится в жену убийцы-гладиатора.
Кстати, о последнем.
Какие-то грязные людишки распускали по Риму слухи, что она путается с гладиаторами и моряками, и выбирает среди них любовников, когда ездит в порт Кайету на Тиррентском море. Приводили мерзкие подробности. В одном из таких фигурировал и Марк. Безумная фантазия подлых людей нарисовала следующую историю: якобы, она, мучимая любовной страстью к гладиатору, призналась обо все мужу, и тот обратился к астрологам. Халдеи не нашли ничего лучшего как посоветовать убить гладиатора, а затем омыть его кровью Фаустину. Тогда и должно наступить исцеление. Смешно! Но как это все подло, грязно и мерзко!
Фаустина подозревала тех, кто может распускать подобные сплетни. Она вряд ли ошибется, если укажет пальцем на Гемина и Агаклита. Вместе с Кодой и Никомедом, эти зарвавшиеся вольноотпущенники составляют особый круг приближенных Луция и все исходящее от них не может возникнуть без ведома младшего брата. Грязные слухи и придуманные истории о ней активно поддерживают и Цейонии – еще она семейка, пропитавшаяся ядом вражды к Антонинам.
И все же…возможно, в глубине души она осознает ужасающую правдивость гнусных домыслов. Она, гордая, высокомерная и властная императрица не раз ловила себя на низменных желаниях. Откуда они рождались? Почему появлялись? Не от влажных ли, липких взглядов ее клиентов, встречающих по утрам, возлежащих вокруг стола с яствами в триклинии, произносящих льстивые, угодливые, напыщенные речи? На самом деле, все они желали только одного: сорвать с нее тунику и жадно овладеть ее телом.
Она, Фаустина, знает их мысли, читает их, ибо эти люди, по большей части, примитивные и недалекие, как домашний скот, у которого нужда заключается только в том, чтобы вовремя поесть, совокупиться и испражниться. Но их скрытые взгляды, витающие в воздухе мысли, игривые, на грани непристойности слова, наполняют ее жгучими желаниями. И тогда наедине она представляет сильных, жестоких мужчин, например, гладиаторов. Она видит безжалостные бои на арене, оскаленные, орущие лица, текущий по телам пот, чувствует звериный запах убийства, и он будоражит кровь, не дает спать по ночам. Возможно потому Луций, кроме девичьей влюбленности, вызывал в ее представлении образ сильного и решительного мужчины, которому она была готова подчиниться.
Фаустина тяжело поднялась, подошла к большому зеркалу из тонкого серебра, разглядывая в отражении свой огромный живот. Она охватила его руками снизу, будто боясь, что те, кто находятся внутри, вдруг вывалятся наружу и превратятся в ужасных мальчишек, о которых упоминал Артемидор.
– Дафна, – позвала она, – я хочу свежих слив. И пусть придут танцовщицы, мне с ними веселее.
Позднее она написала Марку о своем сне. Конечно, Фаустина не указала те, пугающие варианты со змеями, о которых вычитала в соннике. Она заметила лишь, что их дети, а будет по воле богов двойня, окажутся великими императорами, поскольку она, Фаустина, сама дочь цезаря Антонина Пия и жена Марка Августа. Это справедливо и соответствует логике.
«Они будут управлять империей также славно, как вы с братом», – приписала она.
Письмо жены понравилось Марку, и он весь день находился в хорошем расположении духа, пока не явилась Галерия Лисистрата. Бывшая наложница Антонина, удалившаяся в поместье, оставленное ей покойным, немного раздобрела, округлилась и вообще, на ее лице было написано полное довольство нынешней жизнью.
– Галерия, рад тебя видеть! – поздоровался Марк, поднимаясь из-за стола, заваленного документами.
– Я тоже, цезарь!
Она подошла ближе, но не с целью испытать женские чары, как в прошлом. Глупо было надеяться на что-то, если в молодости Марк на нее не клюнул. Однако глаза ее не утратили обычной смешливости, с какой опытная женщина смотрит на окружающих мужчин.
– Здоровья тебе, императрице и твоим детям! – пожелала она.
Марк, которому не хватало времени, а потому не желавший тратить его ради пустой болтовни, тут же уточнил цель посещения гостьи. Не то, чтобы он проявлял нелюбезность, но работы, действительно, накопилось много.