Соло для 'калаша'
Шрифт:
Никто не знал, что бы это могло быть, но все понимающе кивали головами и разводили руками. Побывали "музейные работники" и в нескольких соседних деревнях, откуда в Мостовую народ приезжал за покупками.
Так или иначе, а сфера деятельности приятелей значительно расширилась...
– Тут только того, что я могу оценить, баксов на восемьсот, - подытожил Гаркавый.
– И то беру по самому минимуму.
– Дай Бог, - сдержанно отреагировал Скитович.
– По-крайней мере, это уже кое-что.
– Завтра едем к антиквару, - Гаркавый извлек из кармана помятый
– Это где-то у автовокзала, - Скитович взял со стола иконку и повертел в руках.
– Вот как ее оценить?
– пожал он плечами.
– Мне, видимо, этого никогда не понять.
– Поймешь, если не будешь отлынивать от сбыта.
– Я на базар не ходок, а на квартиру - пожалуйста, - сказал в свою защиту Скитович.
– Слушай, а бриллиант весом в карат какого примерно размера?
– неожиданно поинтересовался он.
Гаркавый задумался.
– По-моему, миллиметров пять в диаметре. А что?
– сказал он после недолгой паузы.
– Да так...
– замялся приятель.
– Думаешь, найдем большой камень?
– А почему бы и нет?
– неожиданно стушевался Скитович.
– Вот это другой разговор, - Гаркавый шутливо приложил к груди компаньона железный крест.
– За будущие заслуги... перед самим собой.
Николаю Васильевичу Новикову недавно исполнилось тридцать восемь. Среднего роста, с сияющей лысиной и задорно вздернутым носом, он производил впечатление преждевременно облысевшего юноши, и только близкие знакомые знали, что за по-детски наивной внешностью скрываются глубокий интеллект и блестящий ум.
Новиков, в недавнем прошлом преподаватель истории, был признанным авторитетом в области антиквариата. До столичного уровня он, правда, не дотягивал, но в губернии, безусловно, в своем деле был первым, а быть первым, как известно, не привилегия, а диагноз.
По крупицам собирал антиквар знания по своей особо не афишируемой и смежной с официальной профессии. Начинал, как и большинство, с детского увлечения нумизматикой. Юному коллекционеру пришлась по душе та атмосфера таинственности и романтизма, что окружала металлические эквиваленты труда предков.
Он мог часами толкаться среди взрослых нумизматов, съезжавшихся по воскресеньям к магазину "Филателия", чтобы еще и еще раз услышать захватывающие истории из жизни денег. Но в отличие от сверстников его увлечение со временем ушло в несколько иное русло. Случилось так, что среди монет, случайно попавших в его коллекцию, одна, времен царствования Петра Первого, оказалась довольно редкой. Заезжий московский нумизмат, недолго думая, отвалил за нее юному коллекционеру столько, что этого с лихвой хватило на то, чтобы последний на всю жизнь оказался пленником любви к древностям как к средству обогащения.
К выпускному вечеру Николай пришел с твердым намерением стать историком; там, в далеком прошлом, трудились неизвестные ему мастера, творения чьих рук теперь представляли немалую ценность.
Юноша жаждал знать об этом все.
Годы учебы на историческом факультете МГУ сделали из увлеченного студента специалиста с довольно широким кругозором. Любая древняя вещь в его руках могла рассказать о многом.
Вернувшись после окончания аспирантуры в родной город, он устроился преподавать историю в педагогический институт. Студенты, быстро разузнав об увлечении молодого педагога, считали своим долгом преподнести тому при случае что-нибудь из интересующих его вещей, рассчитывая на снисхождение во время будущих сессий. Принимая в дар подобные сувениры, Новиков выказывал смущение, но в глубине души радовался такому простому способу пополнения своего обменного фонда.
Развал СССР сделал его состоятельным человеком. Сдерживаемый суровыми советскими законами, рынок наград буквально на глазах превратился в кормушку для многих тысяч людей, но, в свою очередь, на каждые несколько тысяч объявившихся старателей приходился лишь один человек уровня Новикова - со специфичными знаниями и налаженными каналами сбыта. В течение нескольких лет разрушенная держава теряла свои знаки доблести, они блестели на всех "блошиных" рынках Европы и Азии, плавились в специальных печах, оседали в банковских сейфах, и, хотя ажиотаж вокруг них последнее время изрядно поутих, Новиков знал, оставшихся на руках у населения хватило бы еще не на одно состояние.
Внезапное богатство, конечно, прибавило ему хлопот, но деньги для умной головы не большая обуза. Органы правопорядка, задобренные щедрыми подарками, оставили его в покое, а вор в законе Тихий после вечера, проведенного у историка, укатил домой с кругленькой суммой в кармане, оставив взамен заверение в предоставлении "крыши".
После всех этих коллизий преподавание в институте Новиков оставил, сохранив за собой лишь полставки консультанта. Он был убежденным холостяком, и молодые студенточки, приходящие к нему по поводу курсовых работ, нередко задерживались у него до утра. Историк был чудесным рассказчиком и галантным кавалером. Многим это нравилось.
Оставив машину на платной стоянке, Гаркавый и Скитович не спеша приближались к девятиэтажному панельному дому с табличкой "улица Мира, 74".
– Может, жулик какой?
– Скитович был в своем репертуаре.
– Не думаю, - Гаркавый переложил завернутую в бумагу икону из руки в руку.
– Антиквариат требует определенного культурного уровня. Скорее всего интеллектуал.
– Удивляюсь я твоей склонности к идеализации, - Скитович снисходительно улыбнулся.
– О людях лучше думать плохо, чтобы потом не испытывать разочарования.
– Это мизантропия.
– Нет - это здравый смысл.
Сорок третья оказалась на втором этаже. Гаркавый нажал на кнопку звонка и подставил лицо "глазку".
– Открытость располагает, - пояснил он.
За дверью послышались шаги. Приятели приосанились.
– Вам кого?
– послышался приглушенный голос.
– Николай Васильевич дома?
– громко осведомился Гаркавый.
– По какому делу?
– поинтересовался голос.
– Нам Олег Поздняков порекомендовал...