Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
– Ты об этом не можешь никак забыть? – улыбнулся Бао-юй.
– Сто лет буду помнить! – заявила Си-жэнь. – Я не такая, как ты, ничего не пропускаю мимо ушей и не забываю утром того, что мне сказали накануне вечером!
Она была так прелестна в своем гневе, что Бао-юй не смог сдержать прилива чувств, схватил яшмовую шпильку для волос, лежавшую у изголовья, и разломил ее надвое.
– Если я еще хоть раз ослушаюсь тебя, пусть со мной будет то же самое, что с этой шпилькой, – торжественно обещал он.
Си-жэнь отобрала у него обломки шпильки и сказала:
– Зачем ты так рано встал? Будешь ты меня слушаться или нет – зависит только от тебя, но зачем так бурно выражать
– Да ты разве представляешь себе, как я волнуюсь? – воскликнул Бао-юй.
– Неужели ты понимаешь, что такое волнение? – с улыбкой спросила Си-жэнь. – А ты представляешь, что у меня на душе? Ну ладно, иди скорее умываться!
Они оба встали и принялись за утренний туалет.
Вскоре после того, как Бао-юй и Си-жэнь покинули комнату и поднялись наверх, вошла Дай-юй. Так как Бао-юя в комнате не было, она подошла к столу и машинально стала перелистывать книги. Когда она открыла Чжуан-цзы, в глаза ей бросилось место, накануне вечером дополненное Бао-юем. Прочитав его, Дай-юй и рассердилась, и рассмеялась. Не вытерпев, она схватила кисть и приписала в конце стихотворение:
Скажите мне, кто это сделал из кисти без цели и смысла забаву? Кто строки похитил из «Наньхуа цзина», Чжуан-цзы присвоивши славу? Его не смущает, что он и себя-то не смог разглядеть и познать, Он даже решился дурными словами порочить других для забавы!Окончив писать, она поднялась наверх навестить матушку Цзя, а оттуда отправилась к госпоже Ван.
В это время заболела дочь Фын-цзе. В доме все забеспокоились, пригласили врача. Врач осмотрел девочку и сказал:
– Могу вам объявить, госпожа, дочь ваша заболела оспой.
– Она выздоровеет? – спросили у него госпожа Ван и Фын-цзе.
– Болезнь серьезная, – ответил врач, – но протекает благополучно, и опасности нет. Прежде всего необходимы шелковичные черви и хвост свиньи.
Фын-цзе тотчас же принялась хлопотать: она подмела комнаты, совершила жертвоприношения богине оспы, строго запретила домашним жарить на масле и сделала другие необходимые распоряжения. Пин-эр получила приказание перенести постель и одежду Цзя Ляня в отдельный домик, где он должен был жить во время болезни дочери. Служанки получили отрез красной материи на платья.
Прихожая была чисто убрана, и в ней разместились два врача, которые ухаживали за девочкой. В течение двенадцати дней никому не разрешалось входить в дом.
Цзя Ляню волей-неволей пришлось жить в своем внешнем кабинете. Фын-цзе, Пин-эр и госпожа Ван ежедневно приносили жертвы богине.
Живя отдельно от Фын-цзе, Цзя Лянь заскучал. После того как он две ночи проспал один, ему стало невмоготу, и он принялся размышлять, как бы удовлетворить свое желание.
В это время во дворце Жунго жил бесшабашный пьяница-повар по имени До Гуань. Это был тщедушный, трусливый и никчемный человек, за что ему дали прозвище «дурачок До». Года два назад родители взяли ему жену, которой в настоящее время исполнилось двадцать лет. Она обладала некоторой привлекательностью и отличалась легким поведением, или, как говорят, «любила срывать цветы и шевелить траву». «Дурачок До» сквозь пальцы смотрел на ее безобразия – было бы только вино, закуски да деньги, а все остальное пустяки. Поэтому во дворцах Нинго и Жунго все, кому было не лень, обладали его женой, и так как эта женщина была необычайно обольстительной и легкомысленной, ее прозвали «До гунян» – «Барышней для многих». Вот о ней-то и вспомнил сейчас Цзя Лянь.
Надо сказать, что Цзя Ляня при виде этой женщины давно уже одолевало желание, но он не решался домогаться ее, так как побаивался своей женушки, да и было ему неудобно перед слугами. «Барышня для многих» в свою очередь тоже питала определенные намерения насчет Цзя Ляня и ждала только удобного случая для их осуществления. И сейчас, когда Цзя Лянь переселился в свой кабинет, она, как бы от нечего делать, раза три-четыре забегала к нему.
Возбужденный до предела, Цзя Лянь был похож на голодную крысу. Ему оставалось только договориться с одним из доверенных слуг, пообещать ему денег, чтобы тот устроил свидание. Слуга охотно согласился, едва лишь услышал о деньгах. К тому же между слугой и этой женщиной существовала давняя связь, поэтому стоило ему сказать слово, как все было улажено.
В тот вечер, когда минуло время второй стражи, пьяный «дурачок До» валялся на кане и все в доме улеглись спать, Цзя Лянь тайком проскользнул на свидание.
Увидев женщину, Цзя Лянь потерял над собой власть. Он даже не стал изливаться в своих чувствах, а порывистыми движениями сбросил с себя халат и начал действовать.
Женщина эта обладала от природы удивительной особенностью: стоило мужчине прикоснуться к ней, как тело ее сразу расслаблялось и становилось мягким, как вата; а медовыми речами и изощренностью движений она превосходила гетеру. В эту минуту Цзя Лянь сожалел только о том, что не может целиком раствориться в ней.
Между тем женщина нарочно нашептывала ему на ухо:
– Твоя дочь больна, в доме приносят жертвы богине, и тебе следовало бы денька два воздержаться. Зачем ты оскверняешь свое тело? Уходи!
Стараясь изо всех сил, Цзя Лянь отвечал ей прерывающимся голосом:
– Какая там богиня! Моя богиня – ты!
Женщина стала еще больше изощряться, да и Цзя Лянь стремился показать, на что он способен.
Когда все было окончено, они принялись без конца клясться друг другу в любви и никак не могли расстаться. Отныне между ними установились самые близкие отношения.
Двенадцать дней пролетело незаметно. Да-цзе постепенно стала поправляться, и все приносили благодарственные жертвы небу и предкам, воскуривали благовония, согласно данному обету, принимали поздравления, раздавали подарки. Цзя Ляню снова пришлось перебраться в спальню. Но как только он встретился с Фын-цзе, то сразу почувствовал, как верна пословица: «Новая жена хуже старой, с которой долго не виделся»! Незачем рассказывать, каким ласкам и наслаждениям предавались они в ту ночь.
На следующее утро, когда Фын-цзе отправилась к матушке Цзя, Пин-эр занялась уборкой одежды и постели Цзя Ляня и неожиданно обнаружила в подушке прядь черных волос. Она сразу поняла, в чем дело, спрятала волосы в рукав и вошла в комнату, где находился Цзя Лянь.
– Что это такое? – осведомилась она, показывая ему волосы.
Смущенный Цзя Лянь бросился к ней, намереваясь отнять волосы, но Пин-эр попятилась к двери. Цзя Лянь настиг ее, повалил на кан и начал отнимать.
– Эх ты бессовестный! – засмеялась Пин-эр. – Ведь я их специально спрятала, чтобы никто не заметил, и пришла тебя спросить, а ты рассердился! Вот погоди, пожалуюсь твоей жене!
Цзя Лянь засмеялся и стал просить прощения:
– Извини, дорогая, я больше не буду!
Не успел он произнести эти слова, как послышался голос Фын-цзе. Цзя Лянь понял, что отнять волосы ему не удастся, но и отпускать Пин-эр нельзя было, и он только торопливо прошептал: