Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
– Сегодня я устроила праздник для вас, – остановила ее матушка Цзя. – Так что думайте о себе, а на них не обращайте внимания. Стала бы я для них устраивать спектакли и угощения! Хватит того, что они даром смотрят спектакль, пьют и едят! Еще предоставлять им право выбирать, что ставить на сцене.
Все рассмеялись. Тогда Дай-юй выбрала один акт. Затем по одному акту выбрали Бао-юй, Ши Сян-юнь, Ин-чунь, Тань-чунь, Си-чунь и Ли Вань. Представление началось в том же порядке, в каком происходил выбор актов.
Когда наступило время садиться за стол, матушка Цзя приказала Бао-чай назначить еще один акт. Бао-чай назвала «Ворота горной кумирни».
– Почему тебе нравятся такие пьесы? – удивленно спросил у нее Бао-юй.
–
– Я никогда не любил шумных пьес, – возразил Бао-юй.
– Если ты утверждаешь, что этот акт шумный, значит совершенно не разбираешься в пьесах! – заявила Бао-чай. – Я тебе сейчас расскажу. Этот акт исполняется на северный мотив «Алые губки», и музыка к нему прекрасна – она напоминает звон надломленного металла. Да и стихотворный текст великолепен. А из арий этого акта самой лучшей считается исполняемая на мотив «Вьющаяся травка». Разве ты не знал об этом?
Выслушав Бао-чай, Бао-юй стал просить у нее прощения за свою неосведомленность.
– Извини меня, дорогая сестра! Может быть, ты прочтешь мне эту арию?
Бао-чай прочитала:
Тщетно пытаться вытереть слезы героя: Он расстается с тем, кто живет на покое, Кто, благодарный за милость, Около лотоса-трона простился навек с суетою. Волею злобного рока Снова разлука приходит в мгновение ока. Снова, приюта лишенный, Цели не зная, будет бродить одиноко. «Где-нибудь шляпу и плащ травяной для одиноких скитаний добуду; С патрой [97] разбитой и в рваных туфлях буду просить подаяние всюду».97
Патра – чашка у буддийских монахов для собирания милостыни.
Текст арии привел Бао-юя в восторг, он хлопнул себя по колену и стал вслух выражать восхищение, расхваливая Бао-чай за то, что она читала так много книг.
Слушая его, Дай-юй скривила губы:
– Ты бы немного потише! Лучше смотри пьесу! Еще не исполнили «Ворота горной кумирни», а ты уже начал «Изображать сумасшедшего»!
Сказано это было так метко, что даже Сян-юнь рассмеялась. После этого все продолжали смотреть спектакль и только к вечеру разошлись.
Из всей труппы матушке Цзя больше всего понравились две девочки-актрисы: первая исполняла роли молодых положительных героинь, вторая – роль комика. После окончания спектакля матушка Цзя велела привести девочек, внимательно оглядела их и поинтересовалась их возрастом. Оказалось, что той, которая играла роли молодых героинь, одиннадцать лет, другой – всего лишь девять. При виде их все присутствующие растроганно вздыхали. Матушка Цзя распорядилась угостить девочек мясными блюдами и фруктами и дать им в награду денег.
– Вы не заметили, это дитя в своем одеянии очень напоминает одну из здесь присутствующих? – улыбаясь, спросила Фын-цзе.
Бао-чай сразу догадалась, о ком идет речь, но не подала виду и только кивнула головой. Бао-юй тоже кивнул, но сказать ничего не осмелился.
– Я знаю! – вмешалась тогда Сян-юнь. – Она похожа на Линь Дай-юй!
Бао-юй бросил на Сян-юнь взгляд, полный немого укора.
– Девочка и в самом деле на нее похожа! – хором заявили все, внимательно всмотревшись. Вскоре после этого все разошлись отдыхать.
Вечером Сян-юнь, намеревавшаяся возвращаться домой, приказала Цуй-люй собрать вещи.
– Зачем так торопиться? – проговорила Цуй-люй. – Настанет время уезжать, тогда и соберу.
– Я уезжаю завтла утлом, – сказала, картавя, Сян-юнь. – Что мне здесь еще делать? Глядеть на кислые недлужелюбные физиономии?
Бао-юй, слышавший эти слова, подошел к ней и сказал:
– Дорогая сестрица, напрасно ты на меня обиделась. Сестрица Линь Дай-юй очень мнительна, это всем известно, поэтому никто не хотел высказываться из опасения ее огорчить. Кто же знал, что ты можешь поступить так неосторожно?! Я побоялся, что она обидится, поэтому посмотрел на тебя. Разве ты не обижаешь меня, выражая недовольство? Если б это был кто-нибудь другой, я не стал бы вмешиваться!
– Помолчи, все ясно! – оборвала его Сян-юнь. – Куда уж мне до Линь Дай-юй! Когда над ней смеются длугие – ничего, а мне нельзя. Конечно, я даже лазговаливать с ней недостойна: она ведь госпожа, а я – служанка!
– Я хотел тебе помочь, а оказался виноватым, – взволнованно произнес Бао-юй. – Но пусть я превращусь в прах и пусть десять тысяч людей топчут меня ногами, если я это сделал с дурными намерениями.
– Ты бы хоть в такой день не болтал глупостей! – сказала Сян-юнь. – А если тебе уж так хочется болтать чепуху, иди к той злючке; ей доставляет удовольствие насмехаться над людьми, и она умеет уплавляться с тобой. Не выводи меня из себя, не то мы повздолим!
С этими словами она, раздраженная, удалилась в покои матушки Цзя и легла спать.
Оставшись один, Бао-юй отправился к Дай-юй. Но едва он переступил порог ее комнаты, как Дай-юй бросилась на него, вытолкала вон и заперла дверь. Не понимая, в чем дело, Бао-юй подошел к окну и потихоньку позвал:
– Милая сестрица, дорогая сестра!..
Дай-юй не обращала на него никакого внимания. Бао-юй печально опустил голову и замолчал.
Цзы-цзюань прекрасно понимала все происходящее, но в такой момент вмешиваться не посмела.
Бао-юй продолжал стоять безмолвно. Дай-юй решила, что он ушел, и открыла дверь. Но тут она увидела, что Бао-юй стоит на прежнем месте, и ей неудобно было снова запирать дверь.
Бао-юй приблизился к ней.
– На все должны быть причины. Скажи мне, в чем дело, я на тебя не буду обижаться. Почему ты рассердилась?
– И ты еще спрашиваешь! – вскричала Дай-юй. – Я тоже не знаю почему. Вы всегда надо мной насмехаетесь! А сегодня сравнили меня с какой-то комедианткой!
– Я тебя не сравнивал ни с кем и не насмехался над тобой, – возразил Бао-юй, – почему ты обиделась на меня?
– Не хватало еще, чтобы и ты начал меня с кем-то сравнивать! – вспыхнула Дай-юй. – Может быть, и тебе хотелось надо мной посмеяться? А впрочем, то, что ты не сравнивал меня ни с кем и не насмехался надо мной, еще хуже, чем насмешки всех остальных!
Бао-юй молчал, не зная, что ответить.
– Но это еще можно простить, – продолжала бушевать Дай-юй. – А вот зачем ты подмигивал Сян-юнь? С какой целью ты это делал? Уж не потому ли, что она, играя со мной, унижает себя? Ведь она – знатная барышня, а я простая девчонка, и если она забавляется со мной, а я отвечаю ей, разве это не означает, что она себя умышленно унижает? Ты это имел в виду? Пусть у тебя были самые добрые намерения, но она все равно их не поняла и рассердилась. А ты, чтобы снискать ее расположение, заявил, что я капризна и своими поступками огорчаю других. Ты боишься, что она меня обидела, и я на нее сержусь! Какое тебе до этого дело? Даже если она меня обидела, это не имеет к тебе отношения!