Сон в красном тереме. Том 1

Цао Сюэцинь

Из слов сестры Бао-юй понял, что она подслушала его разговор с Сян-юнь. Он хотел примирить их, но сам оказался виноватым, точь-в-точь как он недавно читал в «Наньхуацзине»: «Умелый вечно трудится, умный постоянно печалится, только неспособный ни к чему не стремится, ест постную пищу, развлекается и плывет по течению, точно неуправляемая лодка». И далее: «Растущее на горе дерево само себя губит, родник сам себя истощает» и тому подобное. Поэтому, чем больше он думал, тем большая растерянность овладевала им.

«Если я сейчас не в состоянии поладить с ними, – говорил он сам себе, – что же будет дальше?»

Он не стал больше спорить с Дай-юй, повернулся и направился к себе.

Когда раздраженный Бао-юй удалился, Дай-юй еще больше рассердилась.

– Ну и пусть! – крикнула она. – Можешь больше не приходить и не разговаривать со мной!

Вернувшись к себе, Бао-юй лег на кровать. Он был совершенно подавлен. Си-жэнь знала причину этого, но не решалась сразу заговорить с ним и начала издалека:

– Наверное, будет еще несколько таких спектаклей, как сегодняшний, – с улыбкой сказала она. – Сестра Бао-чай теперь тоже должна устроить угощение.

– Какое мне дело до этого! – холодно усмехнулся Бао-юй.

Необычный тон Бао-юя удивил Си-жэнь.

– Что ты говоришь? – с улыбкой спросила она. – Сейчас праздник, все веселятся. Что с тобой?

– Какое мне дело до того, что девчонки и женщины веселятся! – огрызнулся Бао-юй.

– Все стараются ладить друг с другом, и было бы очень хорошо, если б и ты следовал этому примеру, – продолжала Си-жэнь.

– Что говорить! – воскликнул Бао-юй. – Они все связаны друг с другом какими-то отношениями, и только я «ныне не связан ничем, чуждый всему, брожу везде одиноко»!

Из глаз Бао-юя невольно покатились слезы. Си-жэнь замолчала.

Подумав над смыслом только что произнесенной фразы, Бао-юй встал, подошел к столику, взял кисть и написал гату:

Ты постигаешь – я постигаю, Ум постигает – душа постигает, Кто бытие и ничто постигает, Тот, несомненно, и все постигает, Если ж не скажешь, что он постигает, Все же он твердой ногою ступает.

Бао-юй понимал смысл того, что написал, но опасался, что его не поймут другие, поэтому в конце гаты он приписал арию на мотив «Вьющаяся травка». Прочитав еще раз написанное, он словно почувствовал облегчение, вернулся в постель и уснул.

Между тем, когда Бао-юй ушел от Дай-юй, полный какой-то мрачной решимости, она под предлогом необходимости повидать Си-жэнь, пришла следом за ним.

– Он уже спит, – сообщила ей Си-жэнь.

Услышав это, Дай-юй собралась уходить.

– Подождите, барышня, – с улыбкой удержала ее Си-жэнь. – На столе лежит листок бумаги, поглядите, что на нем написано.

Она протянула Дай-юй только что написанную Бао-юем гату. Дай-юй прочла и сразу догадалась, что Бао-юй писал гату в приступе негодования. Ей хотелось смеяться, но она только вздохнула и сказала Си-жэнь:

– Это просто шутка, ничего серьезного здесь нет.

Она взяла листок и удалилась в свою комнату, а на следующее утро прочла гату Бао-чай и Сян-юнь. В ответ на это Бао-чай прочитала стихотворение:

Нет и тебя, если меня нет на свете. Следуешь тем — будут непоняты эти. Лучше бродить в четырех сторонах, все забывая запреты. Сколько встречал ты в безбрежности мира радости, грусти, скорбей! Скольких назвал бы в людской суете близких, родных и друзей? В прежние годы ты жил в суете, что же тебя занимало? Новое время пришло, Вспомни прошедшее – все позади и занимать перестало.

Окончив декламировать стихотворение, она еще раз прочла гату, а затем проговорила:

– Это я во всем виновата. Вчера я прочла ему одну арию, а он воспринял ее не так, как следовало. Слишком уж мудрены и заумны эти даосские книги, стоит их почитать, как сразу меняется настроение. Если у него действительно появились такие мысли, как он здесь излагает, то это не иначе как из-за той арии. Я всему главная виновница!

С этими словами она разорвала бумагу в клочки и, передавая их служанке, велела немедленно сжечь.

– Зря порвала, – заметила Дай-юй. – Надо было сначала поговорить с ним. Пойдемте, я уверена, что заставлю его отказаться от всех этих глупостей.

Они втроем пришли в комнату брата.

– Бао-юй, я хочу кое о чем спросить тебя, – первой начала Дай-юй. – Ведь самое дорогое – это драгоценный камень – «Бао», а самое твердое – это яшма – «юй». Теперь скажи, что есть у тебя дорогого? Что есть у тебя твердого?

Бао-юй растерялся и не знал, что ответить.

– Эх ты! – засмеялись девушки. – Сам такой глупый, а берешься толковать изречения мудрецов!

Сян-юнь захлопала в ладоши и воскликнула:

– Бао-юй плоиглал!..

– Вот ты говоришь, – продолжала между тем Дай-юй, – что

Если не скажешь, что он постигает, Все же он твердой ногою ступает.

Это, конечно, хорошо, но только мне кажется, что мысль не закончена, и я бы добавила еще две строки:

Если же он и ногой не ступает, Чистым он только тогда и бывает.

– В самом деле! – воскликнула Бао-чай. – А я только сейчас это поняла. Когда-то шестой глава южной даосской секты, по имени Хуэй-нэн, искал себе наставника и прибыл в Шаочжоу. Здесь он узнал, что пятый глава секты, по имени Хун-жэнь, находится на Хуанмэй [98] . Он отправился туда и стал служить Хун-жэню под видом монаха-повара. Когда пятый глава секты захотел подобрать себе преемника, он приказал каждому монаху сочинить по одной гате. Праведник Шэнь-сю прочитал первым:

98

Хуанмэй (Желтая слива) – название горы в пров. Хунань, на склонах которой росли сливы.

Пусть будет тело деревом прозренья, Душа – подставкой светлого зерцала. Всегда, всегда усердно отряхайся, Чтоб мира пыль нигде к ним не пристала.

В это время Хуэй-нэн на кухне толок рис в ступе. Услышав эту гату, он заметил: «Прекрасно-то прекрасно, но только мысль не закончена». И сам прочитал гату:

Не может древом стать прозренье-бодхи, Подставки нет у светлого зерцала. Но если вовсе нет таких предметов, То как бы к ним мирская пыль пристала?