Сороковник. Книга 3
Шрифт:
— И знаете, что я вам скажу? — по голосу можно понять, что паладин улыбается. — Они прелестны, как я и думал.
Когда, несколько минут спустя, возвращается ГЛАВА, я уже в состоянии достаточно твёрдо держаться на ногах без посторонней помощи.
— Так, хорошо, — деловито говорит он. — Майкл, ты превзошёл самого себя, действительно, регенерация — твой конёк. Однако сейчас тебе лучше уйти, скоро здесь будет небезопасно.
— Я останусь, — твёрдо отвечает доблестный сэр.
— Тогда, как я и предупреждал, держись в стороне, иначе угодишь под рикошет. Дорогая донна, вы готовы?
— Допустим, — отвечаю с запинкой. — А к чему?
— Сейчас мы с вами поиграем в одну детскую игру. — ГЛАВА кружит вокруг меня, явно что-то обдумывая. — Не беспокойтесь, судя по количеству совсем ещё свежих произведений искусства, осколки которых давно пора отсюда вымести, сил у вас достаточно, у нас же подобными вещами занимаются дети на первом году обучения. Называется игра — "Перекинь проклятье". Она проста: вы смотрите на меня, я на вас. — Я собираюсь возразить, но прохладные пальцы ложатся мне на губы. — Не перебивайте старшего, донна. Наш вариант игры несколько усложнён, но суть не меняется: она во взаимоотталкивании. Вы не забыли, от кого у вас Зеркало? А у ваших детей? Совершенно верно. Этот дар передаётся, как правило, через поколение, вам же он достался в виде остаточной детской ауры. Вот мы их и поставим друг против друга: моё Зеркало против вашего.
— Однако, дон Теймур, — встревожено замечаети сэр Майкл, — вы не находите, что силы изначально неравны?
— Конечно, — безмятежно отзывается ГЛАВА. — И я могу чересчур сильно отбить удар. Поэтому, дорогая донна, перед тем как приступить к игре, я прошу вас раскрыться.
— Подождите, я не понимаю…
— Зеркало, — перебивает меня ГЛАВА, — представляет собой совершенную защиту от всех видов магического нападения. Как вы уже успели убедиться, оно их отражает на атакующего. Всё просто: я смотрю на вас, вы на меня, при этом никто не отводит глаз. Проклятье Горгоны отразится от меня к вам, от вас ко мне, некоторое время мы покидаем его, словно мячик, затем оно самоуничтожится, свернувшись само в себе. Понятно?
— И всё? — недоверчиво спрашиваю. — Так просто?
— Теоретически — да. Но мы будем первыми, кто это проверит на практике. Готовы рискнуть?
— А у меня есть выбор?
— Полагаю, нет. Если не хотите остаток жизни провести с завязанными глазами.
— Готова.
Сэр Майкл подавляет вздох.
— Тогда раскрывайтесь, донна. Покажите ваше Зеркало, чтобы я мог уравновесить своё.
Вспомнив уроки Николаса, разворачиваю ауру целиком.
— Однако, — наконец, говорит глава. — Однако…
И больше не добавляет ни слова.
Я слышу лёгкое сухое потрескивание — словно осенние листья, слетая с деревьев в безветрии, стукаются друг о друга, и мне видится, как вокруг Архимага формируется тёмный кокон, наверняка гораздо больше моего, как топорщатся чешуйки совершенной защиты, перегруппировываясь, чтобы занять как можно меньший объём, адекватный моему Зеркалу. Веет грозовой свежестью — у меня даже волосы электризуются, и я чувствую, как по ним пробегают искры. ГЛАВА останавливается напротив. И без предупреждения срывает мою повязку.
Я торопливо зажмуриваюсь. Не могу!
— Работаем, Ива, — говорит он сухо. И голос его в этот момент невероятно похож на голос Николаса. Знакомые слова, да ещё такая знакомая интонация заставляют меня невольно широко открыть глаза. А уж когда я встречаюсь с янтарным взглядом Ящера — то прикипаю к нему, как кролик, попавший под гипнотизирующий зов удава.
Короткая вспышка, словно от фотоаппарата, заставляет меня моргнуть. На следующую я уже не реагирую. Дон, осторожно придерживая меня за подбородок, наклоняется ближе. Блики вокруг нас мелькают и убыстряются, словно лазерные огни на дискотеке. Дон вплотную приближает лицо к моему. Мы упираемся лоб в лоб, и я снова чувствую запах дорогого табака и горных трав.
— Ещё немного, — одними губами произносит он. И в какой-то момент глаза его из янтарных становятся чёрными. Вокруг нас замирает множество бело-голубых огоньков, они дрожат, пульсируют… и, устремившись в пространство между нами с доном, стремительно сливаются в один. Мельчают в точку. Исчезают.
С опаской смотрю на Главу. Уже всё? Его губы раздвигаются в улыбке.
— Что вы, дорогая моя невестка, — говорит он с лёгкой иронией, — всё только начинается! — Снимает невидимую пушинку с моего плеча, невзначай пощекотав шею кружевной манжетой. — Очень дорогая… Вы даже представить не можете, как я, наконец, рад вас видеть. Безнаказанно видеть, заметьте. — Он выпрямляется, словно стоять, согнув шею, ему неудобно, и мелкие гранёные в виде чешуек тёмные камушки, коими усыпан его чёрный камзол, отзываются на это движение шорохом и постукиванием. — Майкл, передай тем двоим, что вот-вот примутся крушить мою охрану, что им можно войти. И давайте, наконец, послушаем вас, донна, потому что у меня и тех, кто со мной явился, на руках оказалось достаточно много живых огневиков, и с вашей помощью я надеюсь определиться, кого из них таковыми и оставить, а кого судить, причём незамедлительно.
***
Перед тем, как выйти, сэр Майкл пытливо заглядывает мне в глаза, словно не доверяя дону. Паладин выглядит так же, как в моём последнем видении, даже кожаный облегчённый доспех тот же самый, только сейчас малость посечённый, и волосы прихвачены лёгким венцом с единственным алмазом в розетке. В этом венце сэр Светлый рыцарь похож на сказочного златокудрого короля. Лично убедившись, что со мной всё в порядке и одарив напоследок ласковым взором, он выходит.
— С-спасибо, дон Теймур, — еле выдавливаю из себя. Такое чувство, что после этой детской игры я выжата досуха. На всякий случай скашиваю глаза на ауру — она всё та же, только слегка полинявшая.
— Не стоит благодарности, донна. Я до сих пор у вас в долгу. — ГЛАВА отвешивает мне изысканный поклон. — И за первого сына, позвольте напомнить, и за второго.
За первого — это понятно, дон связывает возвращение Николаса именно со мной, но за второго? Архимаг усмехается краешком губ, идёт к двери и распахивает настежь.
— Да жива она, ваша Ива, жива и целёхонька. Пропустите их, сэры рыцари. Благодарю за службу.
И как-то так получается, что первым из братьев в павильон влетает, конечно, старший. Немедленно тормозится, поскольку то, что осталось от живописной совсем недавно скульптурной группы, у него прямо на пути. Не заметить этакое крошево с двумя одиночными, чудом уцелевшими фигурами трудно. И, конечно же, просто невозможно обойтись без коронного возгласа:
— Опаньки!
Брови у Николаса трагикомически заламываются домиком. Мага, рвущийся следом, делает попытку обогнуть брата, но тоже столбенеет, вперив ненавидящий взгляд единственного глаза в белую в чуть заметных прожилках фигуру.
— Говорил я тебе, братец, плохое обращение может даже ангела вывести из себя, — замечает наставительно Николас. — Видишь? Дойдёт до скандала с женой — лучше сам под сковородку подставься, целее будешь. Ива, ну где же ты?
Он, наконец, находит меня взглядом и накидывается с коротким рычанием. Я не успеваю пискнуть, как он сгребает меня в охапку, но тут же, спохватившись, отпускает и оглядывает с тревогой.