Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Я сделаю это, – пообещал О'Гар, и я повесил трубку.
Фургон, в котором прибыли вызванные Карой Кенбрук полицйские, доставил нас в Зал Правосудия, где нас всех троих проводили к начальнику детективного отдела. МакТай, лейтенант, исполнял эти обязанности.
Я знал МакТая, и мы были в довольно хороших отношениях, но я не имел веса в местной политике, а вот Теннант имел. Я не говорю, что МакТай осознанно бы помог Теннанту засадить меня; но если поставит меня против помощника городского инженера, я знал, кто будет иметь преимущество если возникнут сомнения, кто говорит правду.
В моей голове сейчас
Теннант описывал ужасающую сцену, которую увидели его глаза, когда привлеченный криками девушки, он ворвался в ее квартиру. В этот момент в отдел вошел О'Гар. Он узнал Тенната, удивленно поднял брови, и сел рядом со мной.
– Что, черт побери, все это означает? – пробормотал он.
– Великолепное варево, – прошептал я назад. – Слушайте. В той никелированной пушке на столе есть пустая гильза. Добудьте ее для меня.
Он скреб голову, с сомнением слушая следующие пассажи Теннанта, глянул на меня искоса, прошел к столу и взял револьвер.
МакТай кинул на него острый, вопросительный взгляд.
– Возможно он имеет отношение к убийству Гилмора, – сказал детектив-сержант, переламывая револьвер.
Лейтенант было собрался что-то сказать, но передумал, и О'Гар принес гильзу и передал ее мне.
– Спасибо, – сказал я, кладя гильзу в карман. – Теперь можете дослушать моего приятеля. Отличная пьеса, если вы любите подобное.
Теннант подошел к концу своего повествования.
– ...Естественно, мужчина, который пытается проделать такие вещи с беззащитной женщиной, не может быть чем-то иным как трусом. Таким образом, с ним было не очень сложно справиться, после того, как я отобрал у него пистолет. Я ударил его несколько раз, и он прекратил сопротивляться – стал просить меня остановиться, встал на колени. Затем мы вызвали полицию.
МакТай смотрел на меня холодно и твердо. Теннант убедил его, и не только его одного – сержант полиции и двое его людей смотрели на меня с негодованием. Я подозревал, что даже О'Гар – а с ним мы прошли через дюжину штормов – был бы наполовину убежден, не добавь этот инженер легких мазков про мои колени.
– Ну, у вас есть что на это сказать? – бросил мне МакТай тоном, в котором сквозило, что не имеет ни малейшего значения, что я скажу.
– Мне нечего ответить на эти бредни, – ответил я коротко. – Меня интересует убийство Гилмора, а не эта чепуха.
Я повернулся к о'Гару. – Патрульный здесь?
Сержант-детектив подошел к двери и позвал, – Келли!
Вошел Келли – крупный, прямо стоящий мужчина, с седыми волосами и умным полным лицом.
– Вы нашли тело Гилмора, – спросил я.
– Я нашел.
Я указал на Кару Кенбрук.
– Вы когда-нибудь видели ее прежде?
Его серые глаза осторожно изучали ее.
– Что-то не припоминаю, – ответил он.
– Она подошла на улице, когда вы смотрели на Гилмора, и вошла в дом, перед которым лежало тело.
– Не было ее.
Я достал пустую гильзу, которую О'Гар добыл для меня, и поставил ее на стол перед патрульным.
– Келли, – спросил я, – почему вы убили Гиллмора?
Правая
Я прыгнул на него.
Кто-то схватил меня за шею. Кто-то другой навалился на спину. МакТай нацелил свой огромный кулак мне в лицо, бить было некуда. Кто-то ударил мне по ногам, и я рухнул вниз, погребенный под кучей полицейских.
Когда меня рывком поставили на ноги, огромный Келли стоял прямо перед столом и взвешивал свой служебный револьвер на ладони. Его светлые глаза встретились с моими, и он опустил оружие на стол. Затем он отцепил свой значок и положил его рядом с револьвером.
– Это был несчастный случай, – сказал он просто.
К этому времени птички, что вцепились в меня, осознали тот факт, что, возможно, они пропустили часть игры, и что, возможно, я не был маньяком. Руки отпустили меня, и теперь все слушали Келли.
Он рассказывал свою историю неторопливо, и ровно. Его глаза ни разу не дрогнули и не затуманились. Вдумчивый человек, хотя и неудачливый.
– Я обходил свой участок той ночью, и когда я повернул с Джонс-стрит на Пайн-стрит, я увидел мужчину, который прыгнул с лестницы обратно в вестибюль. Взломщик, подумал я, и подкрадывается как кошка там. Это был темный вестибюль, и глубокий, и я видел что-то похожее на мужчину внутри, но я не был уверен.
«Выходите оттуда!» – позвал я, но ответа не было. Я взял свою пушку в руку и начал подниматься по ступенькам. Я видел, что он там двигался, намеревался выйти. И потом моя нога поскользнулась. Это была старая, истертая нижняя ступенька, и моя нога поскользнулась. Я упал вперед, пушка выстрелила, и пуля попала в него. Он к тому времени уже вышел, и когда пуля попала в него, он свалился вперед лицом и по ступеням скатился на тротуар.
Когда я посмотрел на него, я увидел, что это был Гилмор. Я знал его, я говорил ему «привет», и он знал меня – поэтому он и должен был убраться с глаз долой, когда увидел как я поворачивая из-за угла. Он не хотел, чтоб я видел, как он выходит из дома, где, как я знал, жил мистер Теннант, я полагаю, подумав и сложив два и два, что у них был разговор.
Я не говорю, что я поступил правильно солгав, но это не причинило никому вреда. Это был несчастный случай, но он был человеком с большим количеством друзей в высших кругах, и несчастный это случай или нет – я получил хорошую возможность, что меня искалечат, а может со временем и отправиться в тюрьму. Таким образом я рассказал свою историю людям, которые знают это. Я не мог сказать, что видел что-то подозрительное, не возлагая вину на непричастных, и я не хотел этого делать. Я принял решение, что если кого-то арестуют за это убийство, и это для него может кончиться плохо, я выйду и скажу: «Это сделал я». У меня дома вы найдете все признание, где я все написал, написал на случай, если со мной что-то случится, чтоб никого другого никогда не обвинили. Поэтому я и должен был сказать, что никогда не видел эту леди. Я видел ее, видел, как она входила в то здание той ночью, в то здание, из которого вышел Гилмор. Но я не мог это сказать, это могло плохо выглядеть для нее, поэтому я солгал. Я, может быть, придумал бы лучшую историю, будь у меня больше времени, я в этом не сомневаюсь, но я должен был думать быстро. Во всяком случае, я рад, что все кончилось.