Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Я решила вернуться и ждать, пока он не выйдет. Я шла по Джонс-стрит. Когда я находилась между Буш-стрит и Пайн-стрит, я услышала выстрел. Я подумала, что это звук выхлопа автомобиля, но теперь я знаю, что это был выстрел, который убил Берни.
Когда я оказалась на перекрестке Пайн-стрит и Буш-стрит, я увидела, что полицейский наклонился к лежащему на тротуаре Берни, и как вокруг собираются люди. Я тогда еще не знала, что это был Берни. В темноте я не могла даже различить, был это мужчина или это была женщина.
Я боялась, что Берни выйдет посмотреть,
– А затем? – я побуждал ее продолжить рассказ.
– Затем я легла спать. Я не могла уснуть – лежала и беспокоилась о Берни; но тогда я еще не думала, что это он лежал на улице. В девять утра пришли два полицейских детектива и сказали мне, что Берни убит. Они допрашивали меня настолько напористо, что я побоялась рассказать им всю правду. Если бы они узнали, что я имела причину для ревности и следила за мужем той ночью, они бы могли обвинить меня, что это я стреляла в него. И что я могла поделать? Все считали бы меня виновной.
Поэтому я ничего не рассказала о той женщине. Я подумала, что они найдут убийцу, и все будет в порядке. Я не думала, что это она сделала тогда, или я рассказала бы вам все при нашей первой встрече. Но четыре дня прошли, а полиция так и не нашла убийцу, и мне стало казаться, что они подозревают меня! Это было ужасно! Я не могла пойти к ним, и признаться, что солгала им, и я стала верить, что это та женщина убила его, а полиция не в состоянии заподозрить ее, так как это я не рассказала им о ней.
Поэтому я наняла вас. Но даже вам я боялась сказать правду. Я подумала, если я расскажу только что была другая женщина, и кем она была, вы сможете сделать все остальное, а мне не придется рассказывать, что я следила за Берни той ночью. Я боялась, что если я расскажу вам все, то вы подумаете, мол это я убила его, и передадите меня полиции. А теперь вы действительно верите в это! И вы арестуете меня! И они повесят меня! Я знаю это! Я знаю это!
Она начала, как безумная, метаться на стуле из стороны в сторону.
– Ш-ш-ш..., – успокаивал я ее. – Вас еще не арестовали пока. Ш-ш-ш...
Я понятия не имел, что можно извлечь из этой истории. Трудность с этими нервными, истеричными женщинами состоит в том, что вы не можете сказать, когда они лгут, а когда говорят правду, если у вас нет независимых доказательств – половину времени они сами не не знают ответа на этот вопрос.
– Когда вы услышали выстрел, – продолжил я, как только она немного пришла в себя, – вы шли на север по Джонс-стрит, между Буш-стрит и Пайн-стрит? Вы могли видеть перекресток Пайн-стрит и Джонс-стрит?
– Да, отчетливо.
– Видели кого-нибудь?
– Нет. Только когда я дошла до угла и посмотрела вдоль Пайн-стрит, тогда я увидела полицейского, который склонился к Берни, и двух мужчин, идущих к ним.
–
– На Пайн-стрит, к востоку от Джонс-стрит. Они были без шляп – как будто они вышли из дома, услышав выстрел.
– Какие либо автомобили вы заметили перед тем, как вы услышали выстрел, или сразу после?
– Я не видела и не слышала ни одного.
– У меня есть еще несколько вопросов, миссис Гилмор, – сказал я, – но я сейчас спешу. Прошу, не выходите из дома, пока не получите от меня вестей.
– Я не буду, – пообещала она, – но...
У меня не было никаких ответов ни на чьи вопросы, поэтому я кивнул и покинул библиотеку.
Возле двери на улицу из тени возникла Лина Бест, ее глаза горели от любопытства.
– Оставайтесь поблизости, – сказал я совершенно ничего не значащую фразу, обошел вокруг нее и вышел за дверь.
Я возвращался в многоквартирный дом Гарфолда пешком, так как должен был сперва уложить в своей голове множество вещей до того, как снова встречусь с Карой Кенбрук. И даже несмотря на то, что я шел не спеша, все они так и не уложились точно в алфавитном порядке, когда я туда добрался. Она сменила черно белое платье на ярко зеленое, из материала напоминавшего плис, но лицо, как у бездушной куклы, осталось прежним.
– Еще пара вопросов, – объяснил я, когда она открыла дверь.
Она впустила меня не говоря ни слова, и даже не сделав ни малейшего жеста. Мы прошли в ту же самую комнату, где беседовали в прошлый раз.
– Мисс Кенбрук, – спросил я, стоя рядом со стулом, который она мне предложила, – почему вы мне сказали, что были дома в постели когда Гилмор был убит?
– Потому, что это так, – ответила, даже не дрогнув ресницами.
– И вы не ответили бы и на звонок в дверь?
Мне пришлось немного исказить факты, чтоб придать им особую значимость. Миссис Гилмор звонила по телефону, но я не мог позволить себе дать этой девочке шанс свалить вину на то, что центральная станция не отвечала.
Она колебалась только долю секунды.
– Нет, потому, что я не слышала его.
Какая хладнокровная штучка, эта малышка! Я не мог ее раскусить. Я не знал тогда, да и теперь не знаю, была ли она обладательницей лучшего в мире лица для игры в покер, или просто от природы была дурочкой. Но кем бы она ни была, она была ей в совершенстве!
Я бросил строить догадки и продолжил задавать вопросы.
– Вы также бы не подошли к телефону?
– Он не звонил, или если и звонил, то недостаточно громко, чтоб разбудить меня.
Я тихо рассмеялся – это был искусственный смех – потому что центральная станция вполне могла ошибиться номером. Однако...
– Мисс Кебрук, – соврал я, – ваш телефон звонил той ночью в два тридцать и в два сорок. И в дверь к вам звонили почти непрерывно от без десяти три до трех часов, даже чуть дольше.
– Может быть, – сказала она, – но, интересно, кому я могла понадобиться в столь ранний час.
– Значит вы не слышали?
– Нет.
– Но вы были здесь.
– Да. А кто это был? – спросила она мимоходом.