Сотворение мира
Шрифт:
Амбалика мне понравилась, чего я не ожидал. Я взял за правило предполагать худшее, и, когда предположения не оправдываются, даже получаешь некое тайное утешение.
Время шло к полуночи, ушли последние гости. Тесть мой совершенно напился.
— Драгоценный мой, — всхлипывал он, — эти слезы вызваны тем, что уже никогда, никогда в жизни я не испытаю такой радости!
Он заморгал, и краска с век стала щипать ему глаза, вызвав настоящие слезы. Нахмурившись, принц потер глаза сверкающей алмазами рукой:
— О, мой дражайший из дражайших, заботься о лотосе моего сердца, любимейшей из моих детей!
Царская семья отбыла в шуршании надушенных одежд и сверкании самоцветов, и я остался наедине со своей первой женой.
Я посмотрел на нее, не зная, что сказать. Но мне не стоило беспокоиться. Амбалику на женской половине хорошо вышколили. Она напоминала светскую даму, проведшую полвека при дворе.
— Думаю, — сказала она, — что, когда вы зажжете священный огонь, нам лучше подняться на крышу и посмотреть на Полярную звезду.
— Разумеется, — ответил я и добавил: — Огонь и для нас священен.
— Естественно.
Амбалика не проявила ни малейшего интереса к Мудрому Господу и Зороастру. Но рассказы о персидской придворной жизни влекли ее необычайно.
Я зажег огонь на жаровне. С полдюжины слуг, явившихся в тот же день, для нас уже все приготовили. Считалось, что это подарок от старой царицы. На самом деле это были агенты секретной службы. Как я узнал? Если в Магадхе слуга послушен и расторопен, значит, это секретный агент. Обычные слуги ленивы, болтливы и нечисты на руку.
Мы вместе забрались по скрипучей лестнице на крышу, к звездам.
— Термиты, — тихо сказала Амбалика. — Мой господин и хозяин, надо постараться их выкурить.
— Откуда ты знаешь, что здесь термиты?
— Это первое, что мы обязаны знать, — ответила она с затаенной гордостью. — Как шестьдесят четыре искусства, которым меня обучала старая царица. Сама она по-настоящему владеет ими. Царица — из Кошалы, а там верят, что женщина действительно может научиться этому. В Магадхе не так. Здесь только шлюхи изучают эти искусства, а жаль: ведь рано или поздно мужьям становится скучно со своими женами, и они дни напролет проводят в игорных домах или со шлюхами. А эти девушки, наверное, очень милые. Одна из моих служанок работала раньше шлюхой, она говорила мне: «Думаешь, в твоем дворце хорошо? Погоди, вот увидишь дом такой-то хозяюшки!» Но мне придется ждать вечность, потому что все равно не смогу туда сходить. А мужчины могут. Но я надеюсь, что стану совсем старухой, когда вы начнете ходить в такие места.
На крыше был натянут шатер. При свете луны мы видели пять гладких холмов старого города.
— Вон Полярная звезда!
Амбалика взяла меня за руку, и мы вместе посмотрели на то, что Анаксагор считает камнем. Я уже тогда заметил, что часто думаю, откуда мы пришли. Где арии впервые собрались вместе? В северных лесах, где Волга? Или на бескрайних равнинах Скифии? И кем были темноволосые народы, которых мы нашли в шумерских и хараппских городах? И откуда пришли они? Или они просто появились из-под земли, как возникают цветы лотоса, когда приходит время?
Демокрит хочет знать, почему восточные народы считают лотос священным? Вот почему: когда лотос пробивается через грязную жижу на поверхность воды, он образует цепочку бутонов. Когда бутон выходит из-под воды на воздух, он распускается, цветет и умирает, а на его место выходит следующий из бесконечной вереницы. Думаю, если достаточно долго смотреть на лотос, то сама собой возникнет мысль о смерти и одновременном возрождении. Конечно, может быть и наоборот: тот, кто верит в переселение душ, решит, что образ лотоса соответствует цепи новых существований.
Насмотревшись на звезду, мы зашли в шатер. Я скинул накидку. Дерево на моей груди плохо перенесло катившийся градом пот.
Но Амбалику оно очаровало.
— Наверное, это было прелестное дерево!
— Увы — было. А у тебя есть дерево?
— Нет.
Она тоже скинула накидку. Я не разделял склонности ее папаши к малолетним и с удовлетворением отметил, что Амбалика уже вполне сформировалась как женщина. Вокруг маленьких грудей были нарисованы листья и цветы. На пупке, под цветущими грудями, простерла красные крылья белоголовая птица.
— Это Гаруда, — сказала Амбалика, похлопав себя по животу. — Птица солнца. На ней летает Вишну. Гаруда приносит удачу всем, кроме змей. Она враг всем змеям.
— Посмотри! — Я показал ей обвитую змеей ногу.
Амбалика звонко, непринужденно рассмеялась:
— Это значит, вы должны следовать нашим законам, а то мой Гаруда заклюет ваших змей.
Я обеспокоился:
— Значит, три дня мы должны спать вместе, но не прикасаться друг к другу?
Амбалика кивнула:
— Да, три дня. Но это не долго. Ведь я владею всеми шестьюдесятью четырьмя искусствами — ну большинством, какая разница? — и не дам вам соскучиться. Правда, я не слишком сильна в этих искусствах, то есть я хочу сказать, что я не шлюха. Я умею играть на лютне, очень хорошо танцую. Пою не так хорошо. Играю в старых пьесах очень хорошо, особенно роли богов вроде Индры. Я предпочитаю играть богов-мужчин. Еще я умею писать стихи, я сочиняю их в уме, хотя и не могу сочинять моментально, как старая царица. Я не фехтую палкой и мечом, но хорошо стреляю из лука. Я умею делать искусственные цветы, их не отличить от настоящих. Умею плести церемониальные гирлянды, украшать цветами…
Амбалика описала различные степени своего владения всеми шестьюдесятью четырьмя искусствами. Я уже давно забыл весь этот перечень, но до сих пор удивляюсь, как человек, тем более женщина, может быть одинаково сведущ во всех перечисленных занятиях и искусствах и к тому же уметь колдовать, плотничать, придумывать шарады и учить птичек говорить — особенно последнее. У каждой индийской дамы есть хотя бы одна птичка с яркими перьями и скрипучим голосом, которую хозяйка учит словам «Рама» или «Сита». Стоит мне вспомнить об Индии, тут же начинаю думать о говорящих птичках, о реках и дожде, о солнце, подобном богу.