Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

_‹1956›

ВАСИЛИЙ КАМЕНСКИЙ

(1884–1961)

САРЫНЬ НА КИЧКУ!

А ну, вставайте, Подымайте паруса, Зачинайте Даль окружную, Звонким ветром Раздувайте голоса, Затевайте Песню дружную. Эй, кудрявые, На весла налегай — Разом Ухнем, Духом Бухнем, Наворачивай на гай, Держи Май, Разливье Май, — Дело свое делаем, — Пуще, Гуще Нажимай, Нажимай на левую. На струг вышел Степан — Сердцем яростным пьян. Волга — синь-океан. Заорал атаман: «Сарынь на кичку!» Ядреный лапоть

Пошел шататься По берегам. Сарынь на кичку! В Казань! В Саратов! В дружину дружную На перекличку, На лихо лишнее Врагам! Сарынь на кичку! Бочонок с брагой Мы разопьем У трех костров И на приволье Волжском вагой Зарядим пир У островов. Сарынь На Кичку! Ядреный лапоть, Чеши затылок У подлеца. Зачнем С низовья Хватать, Царапать И шкуру драть — Парчу с купца. Сарынь На кичку! Кистень за пояс, В башке зудит Разгул до дна. Свисти! Глуши! Зевай! Раздайся! Слепая стерва, Не попадайся! Вва! Сарынь на кичку! Прогремели горы. Волга стала Шибче течь. Звоном отзвенели Острожные затворы. Сыпалась горохом По воде картечь.

ВЕЛИМИР ХЛЕБНИКОВ

(1885–1922)

ВОЛЯ ВСЕМ

Вихрем бессмертным, вихрем единым, Все за свободой — туда. Люди с крылом лебединым Знамя проносят труда. Жгучи свободы глаза, Пламя в сравнении — холод, Пусть на земле образа! Новых напишет их голод… Двинемся вместе к огненным песням, Все за свободу — вперед! Если погибнем — воскреснем! Каждый потом оживет. Двинемся в путь очарованный, Гулким внимая шагам. Если же боги закованы, Волю дадим и богам…

_‹1918›

АЗИЯ

Всегда рабыня, но с родиной царей на смуглой груди И с государственной печатью взамен серьги у уха. То девушка с мечом, не знавшая зачатья, То повитуха — мятежей старуха. Ты поворачиваешь страницы книги той, Где почерк был нажим руки морей. Чернилами сверкали ночью люди, Расстрел царей был гневным знаком восклицанья, Победа войск служила запятой, А полем — многоточия, чье бешенство не робко Народный гнев воочию И трещины столетий — скобкой.

_‹1921›

КАВЭ-КУЗНЕЦ

Был сумрак сер и заспан. Меха дышали наспех, Над грудой серой пепла Храпели горлом хрипло. Как бабки повивальные Над плачущим младенцем, Стояли кузнецы у тела полуголого, Краснея полотенцем. В гнездо их наковальни, Багровое жилище, Клещи носили пищу — Расплавленное олово. Свирепые, багряные Клещи, зрачками оловянные, Сквозь сумрак проблистав, Как воль других устав. Они, как полумесяц, блестят на небеси, Змеей из серы вынырнув удушливого чада, Купают в красном пламени заплаканное чадо И сквозь чертеж неясной морды Блеснут багровыми порой очами черта. Гнездо ночных движений, Железной кровью мытое, Из черных теней свитое, Склонившись к углям падшим, Как колокольчик, бьется железных пений плачем. И те клещи свирепые Труда заре поют, И где, верны косым очам, Проворных теней плети Ложились по плечам, Как тень багровой сети, Где красный стан с рожденья бедных Скрывал малиновый передник Узором пестрого Востока, А перезвоны молотков — у детских уст свисток — Жестокие клещи, Багровые, как очи, Ночной закал свободы и обжиг — Так обнародовали: «Мы, Труд Первый и прочее и прочее…»

_‹1921›

ТРУБИТЕ, КРИЧИТЕ, НЕСИТЕ!

Вы, поставившие ваше брюхо на пару толстых свай, Вышедшие, шатаясь, из столовой советской, Знаете ли, что целый великий край, Может быть, станет мертвецкой? Я знаю, кожа ушей ваших, точно у буйволов мощных, туга, И ее можно лишь палкой растрогать. Но неужели от «Голодной недели» вы ударитесь рысаками в бега, Когда над целой страной Повис смерти коготь? Это будут трупы, трупы и трупики Смотреть на звездное небо, А вы пойдете и купите На вечер — кусище белого хлеба. Вы думаете, что голод — докучливая муха И ее можно легко отогнать, Но знайте — на Волге засуха: Единственный повод, чтобы не взять,

а — дать! Несите большие караваи На сборы «Голодной недели», Ломоть еды отдавая, Спасайте тех, кто поседели! Волга всегда была вашей кормилицей, Теперь она в полугробу. Что бедствие грозно и может усилиться — Кричите, кричите, к устам взяв трубу!

_‹1921›

НЕ ШАЛИТЬ!

Эй, молодчики-купчики, Ветерок в голове! В пугачевском тулупчике Я иду по Москве! Не затем высока Воля правды у нас, В соболях — рысаках Чтоб катались, глумясь. Не затем у врага Кровь лилась по дешевке, Чтоб несли жемчуга Руки каждой торговки. Не зубами скрипеть Ночью долгою, Буду плыть — буду петь Доном-Волгою! Я пошлю вперед Вечеровые уструги. Кто со мною — в полет? А со мной — мои други!

_{‹ Февраль 1922 г.›}

ЛЮДАС ГИРА

(1886–1946)

С литовского

КРАСНЫЕ МАКИ

Маки цветут в моем сердце, маки, Красные маки, лишь красные маки. Небу с землей посылают поклоны, Что-то и мне сулят непреклонно. Радости праздник, битвы бряцанье? Как истолкую я их предсказанье? Верно, их думу я не отгадаю, — Где ж отгадать, что сулят мне, пылая? А почему ни цветка не увяло, Как моя молодость увядала? А почему они, словно весною, Всё улыбаются небу с землею? Вот уже знойное кончилось лето — Они не боятся стужи и ветра. Осеннее солнышко их не греет, Август прошел, но они алеют. Сентябрь паутинки бросает на травы, И макам давно увянуть пора бы. Но яркие маки зовут, соблазняя, Радостно жить, умирать, не страдая. Все так же бросают взамен увяданья Песни без отзвука, взгляд ожиданья. Будят все той же пьянящей тревогой, К счастью манят запретной дорогой. Маки цветут в моем сердце, маки, Красные, все еще красные маки.

_‹1929›

ЛЕТО

Зеленое, синее было То лето — для доброго роста. Хоть солнце не вдосталь светило, Но корма собрали мы вдосталь. Бывали и грозы, и даже Невзгоды случались порою, Но все ж кое-что на продажу Мы сможем свезти и зимою. Небес синева. Зелень поля. Мне сердце лазурь озарила, И вместо напасти-недоли Любовь к нам прийти не забыла. Для лета все лучшие в мире Слова мне б могли пригодиться. Хоть времени года четыре — В нем все они смогут вместиться.

_‹1929›

СУД НАРОДА

Путь Литвы — путь народной невзгоды, Годы рабской недоли твоей, Где от слез, в ожиданье свободы, Слепли очи твоих матерей. Но все ближе рассвета сиянье, День желанный придет — и тогда За великую боль и страданье Грянет кара людского суда! И как царские слуги лихие, Так свои же «вожди», над тобой Издеваясь, твои кладовые Грабят хищной и жадной рукой. Но все ближе рассвета сиянье, День желанный придет — и тогда За великую боль и страданье Грянет кара людского суда! Слишком долго терпели мы беды, Да не век нам терпеть суждено, — Скоро светлое солнце победы Из-за туч к нам заглянет в окно. Но все ближе рассвета сиянье, День желанный придет — и тогда За великую боль и страданье Грянет кара людского суда! Крепнут силы с надеждою новой, Мы в борьбе обретаем права, — Как весна снеговые оковы, Сбросит тяжкое иго Литва. И для вас, как рассвета сиянье, День отмщенья придет — и тогда За великую боль и страданье Грянет кара людского суда!

_{‹Лето 1939 г.›}

РАДОСТНЫЕ ДНИ

Уж осень. Листья желтые, слетая, Шуршат, шуршат, сухие, под ногами, А в сердце май поет не умолкая И радости река не ладит с берегами. Пусть не цветут ни маки, ни пионы, Но завтра буйным цветом, красным-красным, Всех роз прекрасней расцветут знамена Над родиной, как никогда прекрасной. Пусть листья пожелтевшие слетают, Пусть в небе сером редко солнце светит, — Великий праздник завтра все встречают, Все ждут его: и старики и дети. Дней радостнее, дней прекрасней этих Не видела Литва, и я не знаю, Пусть завтра лист последний сбросит ветер, — И в октябре весну я вспоминаю. Моя страна впервые завтра встретит С шестою частью мира праздник жизни, И новых стягов новый свет засветит, Победы песня прозвучит в отчизне! Пусть листья пожелтевшие, слетая, Шуршат, шуршат, сухие, под ногами, А в сердце май поет не умолкая И радости река не ладит с берегами!