Современная ирландская новелла
Шрифт:
— Ах ты, бродяга, — ласково сказала она, наклоняясь над кухонным столом и заглядывая ему в лицо, чтобы получше рассмотреть. — Где же ты был?
— Да всюду.
— Ну и нашел его?
— Ясно, нашел. Пришлось ехать за ним в Лондон.
— Ну теперь ты на него поглядел и что скажешь? — спросила она с деланной беззаботностью.
— Человек как человек, — ответил Джимми небрежно, но и его голос прозвучал неискренне. — А вообще-то он долго не протянет. Он так пьет, что скоро ему крышка.
Кейт тут же устыдилась своей ревности и мелочности — теперь, когда Джимми был с ней, она могла себе это
— Ох, Джимми, не надрывай себе из-за них душу! — воскликнула она горестно. — Не стоят они того. И никто этого не стоит.
Она просидела с ним на кухне два часа, совсем как в тот раз, когда он убежал к ней от своей матери. Он выкладывал ей все: как скитался по Уэльсу и Англии, как добрые люди подвозили его, как один шофер грузовика накормил его обедом и еще дал пять шиллингов, когда Джимми рассказал ему про себя. Кейт казалось, что она видит все это своими глазами, видит, как Джимми входит в обшарпанный дом, как стучит в дверь, как ему открывает небритый человек с печальными воспаленными глазами и подозрительно вглядывается в Джимми, будто давно привык, что с добром к нему не приходят.
— Что же ты ему сказал? — спросила Кейт.
— Да просто: «Узнаете меня?» — произнес Джимми, будто каждое слово врезалось ему в память. — А он сказал: «Рад бы, да не имел чести с вами встречаться». И тут я сказал: «Я ваш сын».
— Господи, — вскричала Кейт, взволнованная до глубины души, ей уже стало немного жаль отца Джимми, хотя она заранее твердо решила его ненавидеть. — А он что?
— А он заплакал, — Плакал бы лучше пятнадцать лет назад, — в негодовании выкрикнула Кейт.
— Я ему говорю: «Да ладно, что было, то прошло». А он: «Нет, не прошло и никогда не пройдет. Твоя мать ничего не потеряла, потеряв меня. Я всегда всем только жизнь портил, а теперь вот порчу самому себе».
— Ишь как он себя жалеет, — вставила Кейт.
— И есть за что, — отозвался Джимми и стал рассказывать, как неделю прожил у отца в нищенской комнатушке, как они спали вдвоем на неприбранной постели, ходили вместе в трактир, чтобы поставить на лошадь несколько шиллингов, и по тому, как он вспоминал о неожиданных вспышках озорного остроумия, прерывавших пьяное самобичевание отца, Кейт почувствовала, что Джимми немного им гордится. Но Джимми оставался Джимми, он не мог удержаться от смеха, вспоминая, что на прощание отец дал ему только со вет, да какой! — предостерег от тотализатора и пьянства, а главное, наказывал быть верным самому себе.
— Ну и наглец! — закричала Кейт, не видевшая в этом ничего смешного. — Жаль, меня там не было! Я бы ему, подлому обманщику, нашла что сказать!
— Да зачем? — пожал плечами Джимми. — Он мне понравился.
Тут Кейт не нашла что ответить, уж больно это было несправедливо. Она приходила в ярость при мысли о том, что Джимми после всех этих лет, проведенных с нею, мог бы забыть ее ради отца, человека, который палец о палец не ударил, чтобы помочь сыну, даже знать не хотел, жив тот или нет. Но она понимала, что сердится от страха, — ведь никогда не была она так близка к тому, чтобы потерять Джимми.
Когда у Джимми появилась девушка, Кейт сперва не обратила на это внимания. Она решила, что это просто так, но, понаблюдав с полгода, как
Поэтому Кейт со страхом ждала пятниц. Джимми приходил с работы, брился, мылся под краном на заднем дворе. Потом наряжался в свой лучший синий костюм, мазал волосы бриллиантином, а Кейт мрачно и неодобрительно следила за каждым его движением.
— Ты не поздно придешь? — спрашивала ока.
— А почему нельзя поздно? — интересовался Джимми.
— Ты же знаешь, мне не заснуть, пока тебя нет. (Так оно и было, хотя в другие вечера она засыпала сразу.)
В конце концов за нее взялся Джеймс. Как-то вечером в пятницу он закрыл книжку, поднял очки на лоб и заявил:
— Бабушка, хватит тебе переживать из-за Джимми и этой девушки. Джимми умнее, чем ты думаешь.
— Как же, — огрызнулась Кейт. — Ума у него не больше, чем у тебя. А видит бог, не так уж это много. Пошел бы ты да поиграл в мяч, как другие ребята.
— Мяч тут ни при чем, — ровным голосом ответил он. — Я знаю Джимми лучше, чем ты. С Джимми все в порядке, только он никогда на себя не полагается и легко попадает под чужое влияние. Вот он и старается водить компанию с теми, кто поглупей, чтобы чувствовать свое превосходство. Но голова у него хорошая, только ему лень ее утруждать.
Тревожило Кейт и еще одно — когда же Джимми наконец повзрослеет и перестанет волноваться из-за своего происхождения. Их ближайшие соседи давным-давно обо всем забыли, а если и вспоминали, так разве чтобы похвалить Джимми. Он был для них своим, так же как дети, родившиеся от законных браков и выросшие в этих местах. Но Джимми, по всей видимости, никак не мог забыть, что он незаконный, прежняя блажь снова и снова находила на него, и каждый раз он откалывал что-нибудь новое, чем приводил Кейт в полную растерянность. Однажды он укатил на велосипеде за восемь — десять миль в маленький городишко, где жил его дядя — владелец небольшой бакалейной лавки.
Дядя посылал отцу Джимми переводы на мелкие суммы, а тот сразу просаживал эти деньги на скачках.
Дядя встретил его не слишком приветливо, заподозрив без всяких к тому причин, что Джимми рассчитывает получать такие же переводы, а кроме того, ему не очень-то хотелось рассказывать всему городу, откуда у него взялся племянник. Несмотря на прохладный прием, Джимми вернулся домой в приподнятом настроении и пресмешно изображал Кейт и Джеймсу, как дядя, умный, но запуганный изжелта — бледный маленький человечек, поучал Джимми, разъясняя ему, что страна летит ко всем чертям, народ забыл бога, все хотят поменьше работать и побольше получать. Джимми считал, что взял верх над дядюшкой, но на рождество дядюшка взял верх над ним — прислал ему малеиь — кий перевод. Джимми это очень тронуло, и Кейт о Джеймсом несколько раз замечали, как он доставал квитанцию из кармана и, улыбаясь, вчитывался в нее, будто в длинное любовное послание.