Современная история Красной Шапочки
Шрифт:
— Обнадёживающая перспектива, — Ангел отошёл от очередного дерева, не найдя необходимого знака для продолжения пути, и с досады шмякнул корзиной об землю. Потом плюхнулся сам, подняв столб рыжей пыли. — Слушай, я устал. Сказка как-то скверно в середине переросла в роад-муви, только без полезных зелий на пнях, галлюциногенных грибов и волшебных монстров. И манна с неба не падает, и дождь из жареных кроличьих рёбер не идёт. Даже кокаин не радует, потому что не могу я злоупотреблять. От передозировки вполне рискую не подняться потом с
— Из-за чего?
— Не важно. Падаешь рядом?
— Падаешь.
Ксавьер сел, аккуратно подобрав полы платья, и положил одну невесомую ладонь на плечо хмурого Чёрного Берета.
— Я понимаю, ты голоден. Но мы скоро придём в твою харчевню и отдохнём по-королевски.
— Откуда тебе знать? Мы сбились с пути, в этой чёртовой глуши не ловит голубиная связь, белки отказываются со мной разговаривать, а одна ежиха, когда я постучался в дупло, от страха чуть не родила. Дикий народ какой-то, я в шоке, — раздражённый, он сам не заметил, как сбросил руку принца со своего плеча. Слова утешения замерли у того на губах.
Полувопросительная тишина продлилась для обоих юнцов вечность, а по факту – минуты две. Почуяв неладное, Ангел осторожно скосил глаза на Златовласа. «Только не хлюпай носом, прошу. Нытья я сейчас не перенесу», — мысленно взмолился музыкант, наркоман, преступник и просто юный шалопай.
Ксавьер смотрел не мигая в одну точку. Слезливая сцена отменялась, но такого внезапного стоического каменного Принца обозревать оказалось куда тяжелее, чем сопливого.
— Эй… — Чёрный Берет обнял его за талию, перехваченную шёлковой лентой.
— Ты веришь в судьбу? — безучастным голосом озвучил Принц свои мысли.
— Не особо.
— А в гадания?
— Ну что тебе сказать. Однажды бродячая цыганка нагадала Катрине, моей матушке, что у неё родится дочь. Вот, родилась, — Ангел кивнул на свои ступни, обутые в дорожные рокерские ботинки. — Обидно как-то и дебильно думать, что у меня в момент перерезания пуповины не разглядели член. Неужели он был таким маленьким?
— Сейчас я на твой размер жаловаться бы не стал.
— Могла ли бродяжка до такой степени запудрить матери мозги? Или все склонны верить только в то, чего хотят? И видеть только то, что хотят. Эгоистичные твари… Что о своих-то скажешь, Кси?
— Они не твари! Они… — он шмыгнул носом. — О Господи. Зачем я вру. Не знаю я их, откуда мне. После крестин и пьяных угроз феюшки Тарьи я распрощался с родителями. Я пятнадцать лет их не видел, Эндж. То есть… да я никогда их не видел! Два фамильных портрета посылками в замок отправили и всё. На первом папенька похож на кубышку, балансирующую на тоненькой ножке. Двух ножках. А на другом – маменька. Убедительно изображала песочные часы. Талию ей утянули корсетом до… нет, я не сосчитал бы, на обороте подписано было – до тридцати сантиметров.
— Грибная дева, как она дышит?!
— Никак, наверное. Не дышит и не разговаривает.
— Но ты спросил о судьбе не поэтому?
— Глупости всякие подумал, Эндж…
— Ну, озвучь.
— Ты на смех меня поднимешь.
— Подниму, и что с того? Говори давай, и дальше двинемся.
— Я спросил себя, обязательно ли чувства означают секс. И могут ли двое принадлежать друг другу, не снимая трусов и не…
— Н-не понял? Ты же пёрся по нашей близости, чуть Волка не изнасиловал!
— Я дух твой боевой поднять хотел. И просто, сам не свой был, будто свихнулся ненадолго. Но уже прошло, — Ксавьер легко потянул за бант, завязанный на спине, высвободил талию, а лента шёлка осталась в руке у Ангела, по которому, кажется, проехался медвежий батальон…
— То есть как это прошло? — пробормотал он, сминая ленту в кулаке. — Ты хочешь сказать…
— Поцелуй истинного наркомана снял с меня проклятье. Ты не обязан делать для меня что-то большее. Я кажусь туповатым и беззащитным, но у меня хорошее зрение и нормальный змеиный нюх. Судя по твоему карманному атласу, мы на границе. Дальше я отправлюсь один. Перекуси в харчевне и обрадуй дома свою мать, а не мою.
— Мы что, зря дрались?! Чуть платья не порвали! Какого лысого ты говоришь сейчас то, за что я сам себе набил бы морду!? — он вскочил, весь красный, руки спрятал за спину, сжимая и ломая себе пальцы в отчаянии. — Мы же обо всём договорились! Я не отстану от тебя, даже если ты в пасть к чумному бегемоту полезешь!
— Ангел, ты не знаешь, что такое королевская воля. Я сам не знал – до этого часа. Я приказываю тебе вернуться.
— Но Краснотопье означает верную смерть! Насрать там всем будет на твою прыщаво-подростковую волю!
— Я же говорил, что ты смеяться будешь. Смеяться и не воспринимать всерьёз. Полезешь со мной в пекло и поплатишься за это.
— А ты, значит, какой-то особенный?! Тебя жадные до сочного человеческого мяса баньши не тронут?
— Прыщами отпугну, — хмуро отпарировал Принц. — Они людей не едят, воют лишь, оповещая о кончине чистокровных. Меньше страшилок у костра надо было слушать в детстве, Ангел. Дай мне немного денег, рассчитаюсь, как к родителям вернусь. Пришлю гонца с мешком золота, чтоб ты и твоя мать больше никогда не бедствовали. А теперь – будь здоров и прощай.
— Что это за фокусы?! — дебильные кокетливые ленты, созданные для повышения стоимости женских нарядов и усложнения раздевания, оказались не так уж и бесполезны. Чёрный Берет ловко накинул на шею Златовласа импровизированное лассо и крутанул к себе, не дав ступить и шагу. — Ты притворяешься дурачком, чтобы потом самому всех одурачить? Говори мне всё, что утаил! И зачем ты спросил меня о судьбе? О чувствах! О сексе…
Ксавьер убрал с лица растрепавшиеся локоны. Глаза покраснели, выдав все снедавшие его чувства, но голос остался ровным, деланно безразличным.