Современная история Красной Шапочки
Шрифт:
— Перед долгой дорогой не мешает выспаться. Кровать одна, ложись ты, Кси, я покараулю.
— Зачем? Ляг со мной и тоже спи.
— Этот жирный ублюдок хочет нас обокрасть, так что нет, спасибо, я лучше постерегу.
— Да с чего ты взял?
— Так сложно довериться мне в последний раз?
— Ангел, не начинай, — Златовлас отставил недоеденное за десертом яблоко. Горсть земли, назначение которой его спутнику осталось непонятным, он бережно ссыпал в мешочек, найденный непосредственно в комнате, в большом сундуке у изножья кровати. Помимо пустых мешков сундук в обилии наполняло разнообразное
— Валяй. Надеюсь, эти шмотки снимали не с покойников.
— Умеешь подбодрить.
Эндж хмыкнул, погружаясь в невесёлые думы. До смерти надоевшее парчовое платье Ксавьер бросил ему на голову и облачился в довольно элегантный охотничий костюм из оленьей кожи.
— Трактирщик не признает в тебе принцессу, детка, — прокомментировал Ангел его чудесное преображение. — Не боишься, что страуса не отдаст?
— Ерунда, у меня девчачье лицо.
— Смазливое – да. Но не девчачье.
— За своим следи.
— Не огрызайся на каждое слово.
— А не то что?
— Что?
— А что?!
Они уже стояли вплотную друг к другу, раскрасневшиеся, последние реплики от накала страстей заставили голоса повыситься, а затем охрипнуть. Златовлас поднял кулаки. Чёрный Берет поймал его худенькие руки в свои, перехватил за острые локти. Притянул ещё ближе к себе. Шумное дыхание разгневанного принца способно было помутнить и более зрелое и уравновешенное сознание.
— Что ты делаешь…
— Целую тебя, не ясно, что ли?
— Какого хрена, мы же расстались!
— Не ругайся нехорошими словами, ты же аристократ.
— Да пошёл ты, отпусти меня!
— Я лишил тебя невинности. Как честный человек, я должен теперь…
— Ты лишил мой зад невинности и, как двуличный негодяй, просто оставь меня теперь в покое. Гордиться тебе точно нечем, это не подвиг. Жаловаться я никому не собираюсь, просто сохрани эту позорную тайну, она должна остаться между нами.
— И всё?!
— Всё, — Ксавьер насмешливо провёл пальцем по его раскрытым в шоке губам. — Я не девушка… сюрприз, да? Котик мой. Личная трагедия, разбитая жизнь, сопли, в три ряда намотанные на кулак? Чушь какая. Небольшой опыт, даже не очень горький. Спасибо, что вёл себя не как пьяный тюлень на брачных игрищах, а чуточку помягче, я буду иметь в виду на случай недотраха. И обещаю вспоминать тебя всякий раз, когда кому-то достанет наглости положить похотливую граблю мне на бедро.
— Но… ещё вчера! Ты таким не был!
— Знаю. Видимо, что-то случилось. Ты случился, — Ксавьер сел на край постели и скинул сапоги. — Ты что-то собирался о своей банде музыкантов рассказать, помнишь?
— Они деревенские. Я знаю, саму деревню ты не заметил, она начинается за нашим огородом, западнее опушки, а мы с матушкой на самом отшибе живём. В общем, вся группа – мои друзья с детства, вместе росли. Но один – пришлый. Он выглядит не так, как все, он…
— Ты о коте? Да, я видел его на сцене с вами, смотрелся просто феерично. Как он умудряется попадать лапами по нужным клавишам? Когти не мешают?
— Нет, — нетерпеливо отрезал Эндж. — Я не об Антонио. Я о барабанщике. Его зовут Дезерэтт. Никто
— Ну и? Что в этом особенного?
— Да то! Что за тринадцать лет он ни капли не изменился! Как был двухметровым шкафом с красным хаером, так и остался. Ни единой морщинки, ни седой волосинки, все зубы на месте, здоров как бык!
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Ну извини. Я всю жизнь помалкивал в тряпочку. Мне… мне просто не с кем было поделиться. Никто как будто не замечал, что с Дэзом не происходит ровно никаких метаморфоз. Старейшина помер, мир его костям, поветрия всякие ходили, овцы мёрли как мухи, потом была эпидемия оспы, мы похоронили мою родную тётку… а Дезерэтт помогал гробовщику, могилы копал. На нём сроду не появлялось царапин или синяков, ни один комар его не кусал, ни шрама, ни оспинки.
— Вы близко сдружились?
— Недостаточно близко, раз он не поделился со мной секретами. То есть… — Энджи немного помолчал, глядя в насмешливые зелёные глаза королевского сына, — я собой всегда был занят больше, чем кем-то другим. Не спросил его ни разу, не проявил участие.
— А теперь ты изменился, значит? Из-за меня? Да полно врать, Ангел.
— До захода солнца я возвращаюсь в деревню. И засыплю его вопросами. Ты бы проверил, если бы уезжал со мной, но тебе в другую сторону.
— Хотел бы я посмотреть, как ты его будешь пытать своим любопытством. Заинтриговал ты меня своим вечно молодым другом. А может, он сам дьявол?
— Дьявол, доящий в четыре утра корову? Дьявол, прищепляющий молодые яблони? Дьявол, несущий на плечах до чана с водой новорождённого ягнёнка? Дьявол, убирающий за поросятами дерьмо? Что-то дьявол в филантропию подался. У него не все дома должны быть в таком случае.
— Ты же сам сказал, он когда-то головой очень ударился. Ну а вдруг?..
— Значит, тебе интересно?
— Не старайся. Мы не помиримся.
— Я хотя бы попытаюсь.
— Ты ещё о своём друге?
— Нет, я говорю о нас.
— Нет никаких «нас», Энджи. Если ты не против, я посплю. И тебе того же советую.
*
Они проснулись на закате одновременно, оттого что замёрзли. Ветхие одеяла валялись на полу, по-прежнему затыкая щели, укрываться ими они оба побрезговали. Корзину с деньгами и другими ценностями Ангел втиснул между стеной и спинкой кровати, её пропажу во сне он, однако, вряд ли бы заметил, но никто к ним не врывался и не грабил. Зато холодно было так, что зуб на зуб не попадал.