Современная новелла Китая

Коллектив авторов

* * *

Не изобрети люди паровоза, не проложи рельсы в глубь гор, вы бы и знать не знали о такой деревушке — Тайгоу. Прилепился к высокой горе десяток дворов, от весны к лету, от осени к зиме покорно принимая то ласку, то суровость гор.

Но протянулись туда два тонких, сверкающих рельса. Отчаянно выгнувшись на седловине горы, извиваясь, осторожно нащупывая дорогу, они добрались до подножия Тайгоу, ввинтились в темный туннель, вырвались оттуда на гребень и покатились в таинственную даль.

Столпившись у околицы, народ глазел на длинного зеленого дракона, который, пыхтя, торопливо проскакивал по скудной хребтине, неся с собой из-за гор неведомый свежий ветер. Он так гнал, что казалось, колеса, постукивая по рельсам, бормотали: мы-спе-шим! мы-спе-шим! Да и какой резон задерживаться в Тайгоу? Кто отправится отсюда в дальние края? Кто приедет из-за гор к родным и друзьям? Или отыщется тут нефть, цветные металлы? Нет в Тайгоу ничего, что было бы в силах остановить бег поезда.

Но однажды, а когда, уж никто и не помнит, в железнодорожном расписании прибавилась остановка Тайгоу. То ли пассажиры так сроднились с Тайгоу, то ли шустрые проводники обнаружили в деревушке семнадцатилетних красоток, собиравшихся стайкой на околице и, затаив дыхание, жадно всматривавшихся, вытянув шеи, в проносившиеся поезда. Кто-то показывал пальцем на вагоны, порой долетали выкрики шутливых перебранок. А может, ничего этого и не было, а просто очень уж мала Тайгоу, до того мала, что сердце сжималось, и железный дракон не смог не сдержать своего стремительного бега, не смог проскочить мимо. Так Тайгоу появилась в железнодорожном расписании, и теперь каждый вечер в семь часов столичный поезд, следующий в Шаньси, останавливался тут на одну минуту.

Эта коротенькая минутка смутила покой деревушки. Бывало, ее жители, проглотив ужин, все сразу, точно внемля беззвучному повеленью гор, ныряли под одеяла. В один миг каменные домики благоговейно замирали у подножия высокой горы. А теперь тайгоуские девицы трепетали, как только приходило время ужина, рассеянно глотали еду и, бросив грязную посуду, принимались прихорашиваться. Смывали дневную пыль и грязь, открывая свои обветренные, загрубелые лица, расчесывали до блестящей черноты волосы и наряжались, стараясь затмить подружек. Доставали обувку, припасенную к Новому году, робко подрумянивались. Поезд прибывал в сумерках, но веленье сердца сильнее разума, и девушки придирчиво осматривали друг друга — кто как одет, как выглядит. А потом бежали за околицу — туда, к поезду. Сянсюэ обычно выскакивала за дверь первой, следом — ее соседка Фэнцзяо.

В семь часов поезд сопя подкатывал к Тайгоу, полязгав, пошумев, вздрагивал и затихал. Обмирая, девушки приникали к вагонным окошкам, словно к киноэкрану. Лишь Сянсюэ пряталась, зажимая уши. Она первой выбегала к поезду, но, когда он подкатывал, отступала за спины подружек. Она побаивалась этой махины, так величаво выпускающей пары, что казалось, разом втянет в себя всю Тайгоу. Оглушительные гудки приводили девушку в ужас. Рядом с паровозом она казалась себе оторвавшейся от корня былинкой.

— Сянсюэ, давай сюда, глянь-ка, — тащила ее Фэнцзяо, показывая на золотые обручи в волосах женщины за окном вагона.

— Почему же я не вижу? — щурилась Сянсюэ.

— Вон там, в глубине, круглолицая. Гляди, а часы-то, крохотные, что твой ноготок! — делала новое открытие Фэнцзяо.

Сянсюэ молча кивала, разглядев наконец и золотые обручи на голове, и крохотные, меньше ногтя, часики на запястье. Но тут же ее внимание приковывало другое. «Кожаный ранец!» — тыкала она пальцем в багажную полку, где лежал простой коричневый школьный ранец из искусственной кожи. В любом заштатном городишке такие попадаются на каждом шагу.

Открытия Сянсюэ не вызывали восторга у девушек, но они все равно обступали подружку.

— Ой, мамочка! Ногу отдавила! — вскрикивала Фэнцзяо, грозя одной из девушек. Она обожала пугаться.

— Чего кричишь, небось ждешь, что этот белолицый заговорит с тобой? — не давала спуску подруга.

Фэнцзяо отругивалась, невольно все же поднимая глаза к дверям третьего вагона.

Молоденький, белолицый проводник действительно спускался из вагона. Высокий, черноволосый, с такой звучной пекинской речью, что девушки прозвали его «столичный говорун». Он остановился недалеко от них и скрестил руки на груди.

— Эй, малявки, осторожней, не прислоняйтесь к окнам.

— Ой, это мы-то малявки, а ты старик, да? — парировала осмелевшая Фэнцзяо. Девушки дружно смеялись, и кто-нибудь выталкивал Фэнцзяо вперед, так что она едва не налетала на парня. Но это только прибавляло ей храбрости: — Эй, старый пень, а у вас там в поезде голова не кружится?

— А на что эта штука с ножами, вон там, под потолком? — спрашивала другая, показывая на вентилятор в вагоне.

— А где воду кипятят?

— А что вы делаете, если дорога кончается?

— У вас в городе сколько раз в день едят? — тихо шептала и Сянсюэ из-за спин подружек.

— Ну, пропал! — бормотал «столичный говорун», растерявшись в окружении девушек.

Лишь когда поезд трогался, они расступались. Взглянув на часы, он бросался к дверям, оборачиваясь на бегу.

— В другой раз, в другой раз расскажу! — В два прыжка вскакивал на подножку, и зеленая дверь со стуком захлопывалась. Оставив девушек возле остывающих рельсов, поезд врезался во тьму. Долго еще они ощущали затихающее дрожание.

И вновь тишина, навевающая грусть. Девушки расходились, продолжая спорить:

— Сколько золотых обручей, кто считал?

— Восемь.

— Девять.

— Ну, нет!

— А вот и да!

— Скажи, Фэнцзяо?

— Она-то? Только про «столичного говоруна» и думает! — поддевает кто-то Фэнцзяо.

— Иди ты! Кто болтает, тот сам и думает. — И Фэнцзяо щиплет Сянсюэ за руку, надеясь, что та подыграет.

Но Сянсюэ не вступает в разговор, краснея от растерянности. Ей всего семнадцать, не успела научиться, как себя вести в таких ситуациях.

— Мордочка у него какая белая! — та же девушка продолжает разыгрывать Фэнцзяо.

— Белая! Так он сидит целыми днями в своем зеленом домике. А пусть-ка пару дней проживет у нас в Тайгоу, — замечает кто-то из темноты.

— Ну и что? Горожане, они все бледные. Но уж кто белокожий, так это наша Сянсюэ. Что твоя красотка из поезда, и волосы в колечках, те-те-те! Так, Фэнцзяо, скажи?

Но та не подхватывает и даже выпускает руку Сянсюэ. Будто оскорбили близкого человека. Она-то считает, что лицо у него не бледное, а белое от природы.