Современный шведский детектив
Шрифт:
— Нет. А когда он пришел?
— В четверть одиннадцатого.
— Ого-го!
— Бледный такой. С похмелья, видать. Но болтал, как обычно.
— Гм… Да, весельчак…
— Весельчак… Ха! — фыркнул Хольмберг.
Им пришлось пересечь двор, войти в подъезд и подняться на три марша по скрипучей стоптанной лестнице.
Хольмберг позвонил — никакого ответа.
Нажав на звонок в третий раз, он попросил Улофссона спуститься в машину и связаться по рации с управлением.
— Скажи, чтоб позвонили в фирму и спросили, пришла она или нет.
На работе она не появлялась.
— Где же она, может быть? — спросил Хольмберг.
— Ну, прямо мистика какая-то… Говоришь, обещала позвонить в девять?
— Да. А сейчас ровно полдвенадцатого.
Он позвонил к соседям. Открыла молодая женщина.
— Здравствуйте. Скажите, вы сегодня не видели фру Йонссон?
— Ингу? Нет.
— А когда вы видели ее последний раз?
— Вчера вечером… У нее жутко шумели.
— Шумели? — встрепенулся Хольмберг.
— Да. Такое впечатление, будто она с кем-то ссорилась.
— Ссорилась? С кем же?
— Ну, с этим… с парнем, которого она себе завела недели три назад.
— А кто он такой?
— Я знаю его в лицо, а вот по имени… представления не имею.
— Так что же вчера произошло?
— Я слышала, как она с кем-то ссорилась, но через некоторое время все стихло. Ну, думаю, милые бранятся — только тешатся. Потом хлопнула дверь, и я решила, что он ушел. Глянула в кухонное окно, увидела, что кто-то идет по двору, и подумала: наверное, он.
< image l:href="#" />— Когда это было?
— В котором часу? Полдесятого, кажется. Точно не помню.
— Как он выглядит, этот парень?
— Я видела его мельком. Длинный такой, черты лица резкие, одевается с претензией. Только все равно выглядит здоровенным и неуклюжим. И при ходьбе немного хромает. Но как я уже сказала, я не могу описать его подробно. Я к нему не присматривалась.
— Сколько ему лет? — спросил Улофссон.
— Парню-то? Ну, сколько… По-моему, мы с ним ровесники. Значит, лет двадцать шесть.
Хольмберг еще раз позвонил в квартиру Йонссон.
— Что-нибудь случилось? — спросила соседка. — Кто вы, собственно, такие?
— Мы из полиции, — объяснил Хольмберг. — Сегодня у нас была назначена встреча с фру Йонссон.
— В связи с убийством ее шефа?
— Да.
— Вон оно как. Странно. В смысле, что она не подала о себе вестей… раз вы собирались с ней встретиться.
— Значит, двадцать шесть, говорите? В таком случае у них большая разница в возрасте.
— Да. Инге-то сорок один, чего уж тут… Мелькала у меня такая мысль, когда я встречала его… ну, что он молод. Но мы об этом не говорили. Она помалкивала, и я тоже не заводила речь насчет этого. Ее дела меня не касаются.
— Вы с ней близко знакомы?
— Да как вам сказать. По-соседски. Перебросишься словечком-другим на лестнице. И все.
— Не знаете, где она сейчас может быть?
— Нет. Если ее нет ни дома, ни на работе, то я понятия не имею…
— У кого ключи от ее квартиры?
— Хотите посмотреть? Думаете, с ней что-нибудь случилось?
— Трудно сказать…
— У консьержа есть универсальный ключ-отмычка. Он на первом этаже живет.
Жена консьержа оказалась дома, она-то и открыла им квартиру Инги Ионссон.
Большая прихожая, свет не выключен.
Еще с порога они почувствовали тошнотворный запах духов.
— Свет горит, — сказал Улофссон.
— Угу. — Хольмберг скривился. — Фу… ох и вонища. Плащ и сумка Инги Йонссон лежали в передней. Они заглянули в кухню. Здесь тоже горел свет — лампа над мойкой.
На столе — две нетронутые чашки кофе и сахарница.
Удушливый запах духов.
Дверь в туалет приоткрыта.
Улофссон заглянул в спальню. Постель не разобрана.
— Здесь тоже никого, — сказал Хольмберг и направился в гостиную.
Довольно большая комната, на полу ковер, у стены бюро, рядом с ним — телевизор. Диван и кресло с зеленой обивкой. На бюро фотография в рамке.
От удушливого запаха свербило в носу, страшно хотелось чихнуть. Только бы сообразить, откуда так несет.
— Мартин! — вдруг позвал Улофссон.
— Да? В чем дело? Ты где?
— Тут, в спальне… Иди сюда!
Улофссон стоял на коленях за кроватью, и Хольмберг поспешил к нему.
На полу навзничь лежала Инга Йонссон.
— Она…
— Нет. Пульс есть, хотя и слабый. Жива, кажется… Юбка задралась, видны подвязки. Верхние пуговки блузки расстегнуты, на ногах только одна туфля. Огнестрельных ран на теле не было. Но вместо лица — кровавое месиво.
Левая рука безжизненно откинута, правая лежит на животе.
Ни сон, ни смерть.
Рядом валялся разбитый флакон из-под духов, резко пахнувший жасмином.
— Думаешь, ее изнасиловали?
— Она одета, — коротко сказал Улофссон.
— Где тут телефон? — спросил Хольмберг.
— По-моему, в прихожей, — ответил Улофссон и посмотрел на ее лицо. Несмотря на кровь и порезы, было видно, что нижняя челюсть выдается вперед.
В прихожей стояли консьержка и соседка.
— Что там? — спросила консьержка.