Союз нерушимый
Шрифт:
Хозяйка комнаты увидела, что я заметил фотографию.
– Да, это мы, - улыбнулась, она и именно улыбка вернула ей сходство со старой фотографией.
– Он в отпуск приезжал, и мы расписались. Спасибо вам ещё раз. Хотите чаю?
Я прислушался к ощущениям. Ощущения дрожали от холода.
– Да, если не затруднит.
Через пять минут мы сидели за столом с горячим чаем и свежим печеньем. Хозяйка выдала мне кое-какую одежду, которая оказалась маловата и, честно говоря, попахивала затхлостью, но согревала.
– Вы не думайте, он хороший, - женщина изо всех сил оправдывала своего муженька.
– Не каждый вообще выдержит то, что он перенёс. Вот и пьёт после демобилизации. Иногда, - быстро поправилась она, поймав мой взгляд.
– Это что получается, он уже больше десяти лет так?
– Ну...
– замялась хозяйка.
– Да. Но не всегда же. Он на работу ходит, в автобусный парк. На хорошем счету там.
– А, если не секрет, что случилось? Ну, на фронте, - поинтересовался я, глядя на то, как хороший работник и прекрасный муж пускает слюни на подушку.
– Он не рассказывал сам... Но я с командиром говорила. Им дали задачу высоту взять где-то во Франции. Высота укреплённая, а пространство голое, простреливается, почти половину его роты положили ещё на подступах. А потом, когда захватили, их окружили, - женщина тяжело вздохнула.
– Наши просто пробиться не могли к ним - что-то случилось, то ли выбили их с позиций, то ли ещё что... Они держались там неделю. Без еды, воды патронов. Под атаками, обстрелами, раненые все. Люди с ума сходили, но держались. Осталось всего трое от ста пятидесяти человек, причём, двое - без рук без ног, а у моего - ни царапины, представляете? Как заговорённый. Вот с тех пор он и пьёт.
– Ладно, пьёт, - кивнул я.
– Но руки-то зачем распускать?
– мне было искренне жаль эту женщину. Без какого-либо желания её впечатлить, распустить крылья, показать, что я не такой, и прочее. Она рассказывала о том, какой её муж герой, а я видел только синяки.
– Что?
– неумело солгала хозяйка.
– А, это... Это я об углы в кухне постоянно бьюсь.
Сейчас я испытывал к хозяйке огромную благодарность и хотел сказать, что, если она ещё раз ударится об угол, то об угол ударится её ненаглядный, но прикусил язык. Не поймёт. Он его любит и рукоприкладства не простит: сцена в ванной тому подтверждение.
Перебравшись в комнату, я укрылся пыльным одеялом и постарался согреться и уснуть, но сон, несмотря на усталость, не шёл.
Зато очень хорошо думалось. Мысли, догадки, образы, предположения, факты и домыслы роились в мозгу, воюя друг с другом. Как протобелки в первичном бульоне они плавали, взаимодействовали, слипались или, наоборот, расщеплялись. Выстраивались в цепочки, отбрасывая ненужное, и создавали единый организм. Каким он получится - я не знал сам.
Голова была большой и горячей, как солнце, и, казалось, занимала собой всю комнату. Одеяло не сохраняло тепло, и меня крупно трясло, из-за чего, как мне мерещилось, дрожал весь барак. Пару раз приходил Голос - всё такой же насмешливый, но более громкий, заполнявший всё сознание. Я кричал, чтобы он убирался прочь, но мерзавец лишь хохотал и сыпал оскорблениями.
В один из таких приступов я увидел над собой женское лицо и с трудом вспомнил, что это - та самая женщина, которой я помогал затащить в комнату мужа-героя. На разгорячённый лоб легла холодная сухая ладонь.
– Господи!
– воскликнула она.
– Какой жар!
Скрипнула и хлопнула дверь моей комнаты, затем ещё раз - и соседка появилась снова, на этот раз с небольшим потёртым чемоданчиком-аптечкой: белым, с крупным красным крестом.
– Перевернитесь на живот!
Я попытался, но не смог и, к собственному стыду, был вынужден принять помощь.
Трусы поползли вниз, и я запротестовал - вяло, не в силах полноценно сопротивляться. По ягодице провели чем-то влажным и холодным, и в следующий миг туда вонзилось что-то тонкое и острое, а задницу начало словно распирать изнутри. Я негромко застонал.
– Терпите! Ох вы, мужчины. Все такие суровые, а стоит укол сделать...
Я очень плохо соображал, что со мной происходит, и подчинялся соседке бездумно, словно зомби. Мне дали таблетки - я послушно их принял. Принесли горячего чая - я выпил его, не чувствуя вкуса, но ужасно обжёг нёбо.
Сказали спать - и я, закрыв глаза, провалился в глубокий сон.
Утром я подскочил на кровати, как ошпаренный. В голове и теле была необыкновенная лёгкость, казалось, что я сейчас взлечу. Весь в липком поту, одеяло и подушка влажные, очень хочется в туалет.
Когда я сел, вставив ноги в сапоги, голова закружилась: пол как будто стал отдаляться и крениться, но схватившись за спинку кровати, я смог-таки подняться и, держась за ледяную стену, добрести до туалета.
Коридор показался бесконечно длинным и ужасно холодным. Сил не осталось совершенно: ночь, проведённая в бреду, едва меня не убила. Если б не внимательная соседка, услышавшая крики, то кончился бы майор Иванов - тут и к гадалке не ходи.
Как только я вернулся в комнату и снова лёг в постель, накрывшись омерзительно мокрым одеялом, дверь открылась и на пороге возникла спасительница - всё такая же растрёпанная, в сером махровом халате.
– Проснулись?
– поинтересовалась она и исчезла: я даже не успел раскрыть рта для того, чтобы её поблагодарить. Однако скоро женщина появилась вновь: принесла табуретку, на которую водрузила поднос с тарелкой дымящегося густого куриного супа, куском чёрного хлеба, стаканом воды и целой россыпью таблеток.
– Спасибо большое э-э...
– я сделал паузу, чтобы соседка представилась.
– Мария.
– ...Мария. Вы спасли мне жизнь.
– Да о чём вы?
– отмахнулась женщина.
– Ешьте-ешьте. Потом таблетки.
Не было нужды просить дважды. Очень скоро суп согрел меня изнутри, даря ощущение приятной истомы и сонливости. Даже не помню, когда последний раз ел такую вкуснотищу.
– Теперь таблетки!
– скомандовала Мария.
Я повиновался.
– Лежите!
– приказала спасительница, внимательно проследив, чтобы я выпил всё, как будто я был ребёнком, который мог их выкинуть.
– Я на работу, если плохо будет, звоните в скорую.