Спарринг со смертью
Шрифт:
— Не волнуйся, мы спортсменов уважаем, — заверил «центнер», — желающие пока только Серега и Колян. То есть я и он. — Худой кивнул на толстого.
Перед ним стояла какая-то двадцатилетняя наглая шушера. Надо бы было поговорить с ними поплотнее.
— Пошли записываться в секцию, — пригласил Быков и первым вошел в клуб.
Серега с Коляном вошли в его кабинет.
— Места здесь много, — начал Серега. — Мы дадим денег, ты привезешь сюда тренажеры «Кеттлер», поменяешь сантехнику. У тебя прибавится людей за счет открытия небольшого атлетического зала. Своих боксеров сможешь подкачивать. Взамен мы будем бесплатно заниматься каждый день с девятнадцати до двадцати одного часа. Кроме того, раза два в неделю, вечером, сюда будут приезжать уважаемые люди и разминать кости. — Колян вытащил пачку стодолларовых бумажек. — Времени у тебя неделя.
— Сивый сказал, что ты должен проверить, крепкие ли у него яйца, — напомнил Колян.
— Да, тренер, ты не дрейфь, я тебя не поломаю, — с пафосом заявил Серега. — Мой кумир Майк Тайсон. На ринге бьется, а за его пределами трахает телок, он крутой нигер.
Это был вызов. Быков почувствовал, как адреналин заставил закипеть кровь. Он спокойно пожал плечами и предложил заняться делом, а не разговорами.
Глаза Сереги загорелись.
— Будем боксировать по всем правилам. Я классно занимался боксом и еще ничего не забыл.
Виктор показал, где раздевалка, и пошел готовиться к бою. По пути объявил ребятам, что сейчас у них появится возможность посмотреть поединок с его участием, после чего попросил всех продолжать занятия.
Когда наконец «братки» показались, в зале наступила тишина.
Виктор признался себе, что не ожидал увидеть Серегу в столь отличной форме. Его соперник был на полторы головы выше и тяжелее примерно на двадцать пять килограммов.
«Это тебе не бухгалтершу втайне от жены загибать, — подумал Быков. — А впрочем, бегает он, наверное, плохо. Собью дыхание и разделаюсь без особых проблем».
— Что это за цирк? — поинтересовался Мелехов.
— Братва, — спокойно ответил хозяин клуба. — Они сделали мне предложение, от которого я не мог отказаться.
— Ты будешь биться с этим парнем? — усмехнулся Мелехов. — Тебя не смущают его рычаги?
— Длинные, сильные рычаги. Нормально развитый мальчик. Но бегает он плохо, поверь мне.
Мелехов справлялся одновременно и с ролью судьи на ринге, и с ролью счетчика времени.
Второй тренер щелкнул секундомером, и бой начался.
С первых секунд Быков понял, что эта комедия ненадолго. У него не было никакого желания играть с неуклюжим противником.
Все закончилось через сорок две секунды. Поиграв с детиной на средней дистанции, Быков не упустил возможности зарядить в подбородок, чего ему уже давно не удавалось, так как соперники попадались опытные и не такие рослые. А здесь все шансы и себя показать и засранцев притушить.
— Серега, ты че! — Колян вскарабкался на ринг и бросился к неподвижно лежащему на ринге товарищу.
Мелехов оттолкнул в сторону рыхлого юношу и, склонившись над Серегой, поднял веко.
Пока мочили ватку в нашатырном спирте, Серега уже пришел в себя и, сфокусировав взгляд на Быкове, уважительно сообщил, так, что было слышно всем присутствующим:
— А ты мастер.
— Мастер, мастер. — Мелехов похлопал шефа по плечу.
— Мастер сегодня проводит тренировку по сокращенному графику. Не забывай, сегодня у меня годовщина свадьбы. — Это Виктор сказал уже Мелехову.
— Помню, помню.
Уже жестяная. Шутка ли, восемь лет вместе.
— Закончи за меня, — он подозвал помощника, — а мне пора. — И поспешил к выходу.
«Ну и денек: и наезд, и поединок, и праздник по случаю годовщины. Лучше не придумаешь».
Осетия
Нина Тодуа сидела во дворе на лавке и держала на руках маленького братика Вано. На улице было уже темно, жара спадала. Приближалась ночь. Можно сидеть около дома еще полчасика, пока не станет очень холодно. Потом надо идти спать, потому что завтра новый день, и ей потребуется немало сил, чтобы его прожить.
Вано смотрел на сестру и хитро улыбался. Ему было три года, и он пользовался всеми привилегиями, положенными маленькому ребенку, но при этом был большим шалуном. Пока ему все прощалось, все сходило с рук.
Деревянная лошадка, вырезанная отцом на радостях в первые недели после рождения сына, была уже изрядно потрепана, но все равно оставалась любимой игрушкой маленького Тодуа. Он вертел ее в руках и время от времени старался запихать себе в рот. Нина то и дело освобождала голову лошади от крепкой хватки молочных зубов.
— Вано, так делать нельзя. Зачем ты грызешь? Папа делал тебе игрушку, он так старался.
Мальчик внимательно выслушивал замечания сестры, после чего все начиналось сначала.
Нина сидела и смотрела то на небо, тускнеющее после захода солнца, то на теряющий четкие очертания коровник, то на дорогу, по которой уже почти целый час как никто не прошел.
Нина опомнилась только тогда, когда братик неожиданно замахал ручками и напрягся.
Она посмотрела на него и обмерла. Детская ладошка судорожно сжимала безголовую лошадку.
— Вано, где голова?
Вано не отвечал. Он вцепился в сестру и хрипел. Нина схватила брата и, перепуганная, с плачем побежала в дом.
Мать, сообразив, в чем дело, взяв ребенка за ноги, несколько раз тряхнула его.
Отец вышел из комнаты, когда все закончилось. Он посмотрел на женщин, затем на хватающего воздух Вано и на валяющуюся на полу отгрызенную голову.
— Нина, — серьезно сказал он, — сегодня ты будешь ночевать в хлеву вместе с коровами.
Он ушел в комнату.