«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе
Шрифт:
Редким эта симуляция удавалась; в большинстве своем эти люди «нарезали дубаря» и шли на «девятую делянку» [65] .
Врачебный персонал стационара с этим злом вел борьбу, но не очень активно.
Поносники беспрепятственно бродили по всем палатам стационара и разносили заразу; уборная в стационаре была одна; они своими экскрементами пачкали крышки стульчака, дверные ручки и тем самым заражали других людей.
После нескольких дней в стационаре у меня на ноге появилась флегмона [66] ;
65
Имеется в виду – кладбище.
66
Острое разлитое гнойное воспаление соединительной ткани.
В это время на л/пункте организовали полустационар, туда меня врач и отправил.
Было легко заразиться поносом, но очень трудно было от него излечиться, в особенности когда организм так ослаблен. Лекарств не было, лечили исключительно марганцевым раствором да голодным пайком.
Примерно 1,5 месяца я сидел на голодной диете, получая 300 г серого хлеба, бессолевого супа и каши – хотелось избавиться от поноса. Конечно, за это время я еще больше обессилел, чем до стационара…
Так что когда мне разрешили выйти во двор, я с большим трудом передвигал ноги. На моем пути лежала доска, и через эту доску я с большим трудом мог переступить.
Как бы тяжело ни было ходить на работу, работяги боялись идти в стационар: все хорошо знали, что путь из стационара – это путь на «девятую делянку».
В полустационаре было около 150 человек, день-деньской только и слышишь один и тот же разговор про еду, как мы ели, когда были дома, и придется ли когда-нибудь досыта поесть.
Такие разговоры очень действовали на психику.
Бывало, не выдержишь, скажешь соседям: «Да замолчите вы с этими разговорами! Время придет, поедим досыта!»
За те несколько дней, что я лежал в стационаре, не было ни одного вечера, чтобы с производства не привозили обмороженных работяг, а наутро их отвозили на кладбище.
12 [67] февраля 1942 года к нам в стационар пришел нарядчик, скомандовал: «Одевайтесь, в этап!»
Мы быстро собрали свой скудный скарб, вышли во двор, выстроились. Во дворе стояло несколько грузовиков, нас посадили в них и повезли на 17-й л/п, а на наше место предполагали пригнать немецких военнопленных.
67
Согласно учетной карточке УФСИН по Республике Коми – 15 февраля.
На 1-м л/п меня продержали около 6 месяцев, за это время мне не пришлось прочесть ни одной газеты или книги, так что мы абсолютно были оторваны от жизни, не имея понятия, что делается на фронте и т. д. Письменная связь с родными была очень слабая. Не было ни конверта, ни марки, ни бумаги – все надо купить, а денег нет. За время пребывания на 1-м л/п я заработал всего 43 копейки. Письменные принадлежности можно
С 1-го л/п привезли около 60 человек на подкомандировку 17-го л/п.
21. На подкомандировке 17-го л/п
На подкомандировке было всего 2–3 барака. Сначала нас ни на какие работы не гоняли, выдерживали месячный карантин, да и работ здесь не было – только обжиг угля.
Как только я немного окреп и освободился от поноса, тут же принялся за работу в качестве дневального в бригаде по обжигу угля.
Видя, что работа тяжелая и грязная, я перед собой поставил задачу облегчить, насколько возможно их труд, а именно:
1. Чтобы круглые сутки была горячая вода для умывания.
2. Чтобы круглые сутки для них был чай.
3. В бараке должно быть чисто и без клопов.
4. Можно было носить в ремонт одежду и обувь и приносить обратно.
5. Ежевечерне носить в сушилку одежду и валенки и приносить обратно.
Надо сказать, что мне это удавалось делать без особого труда и с большой охотой.
Я ежедневно мыл полы, один раз в неделю горячей водой мыл стены деревянного барака и нары.
После обеда вдвоем шли в лес на заготовку дров для отопления барака и нагревания горячей воды, без конвоя.
В лесу было тихо и спокойно, не то что в зоне.
В общем, я ежедневно был занят делами и находил в этом удовольствие. Да и работяги были довольны, что у них есть все необходимое – завтрак, ужин, хлеб, круглые сутки горячая вода, чай. Одежду и обувь снесут в ремонт и в сушилку, и все это делается вовремя.
С этой работой мне было некогда думать о своей злосчастной участи…
Бывало, всех проводишь на работу, в бараке все приберешь, заправишь постели и после трудов праведных сидишь у окна и распиваешь фруктовый чаек, и с таким удовольствием его смакуешь, словно это нектар.
Иногда выпьешь несколько пол-литровых банок, а если к этому напитку добавить хлеба граммов 300, то совсем было бы отлично…
Пьешь чай, а в это время в окошко ярко светит весеннее солнце, и тебе от этого становится хорошо…
И вот, в конце марта 1942 года я неожиданно получаю маленькую первую посылочку от сестры.
Сколько ею было вложено хлопот ее послать… Надо учесть, что это было в 1942 году, в годы ожесточенной борьбы с немецким фашизмом… В период, когда жены, дети, братья и сестры отказывались от своих родных и близких, находящихся в лагерях, а тут, не боясь всего этого, дорогая сестра обходит всех областных работников и добивается послать своему злосчастному брату один килограмм сухарей и очки…
А сколько было у меня радости в получении этой маленькой посылочки? Сколько было всяких дум и переживаний?
Я восторгался мужеством сестры: эта простая русская женщина не испугалась, что ее могут обвинить в связи с сидящим в лагере братом как с врагом народа… но она этого не боялась, она чувствовала простым своим сердцем, что ее брат ни в чем не повинен перед Советской властью и партией и запрятан в лагерь истинными врагами народа, сидящими у кормила государственных органов…
Эта маленькая посылочка меня воодушевила, и я решил написать жалобу на имя Верховного прокурора.