Спасти империю!
Шрифт:
Боярин Яковлев обвел глазами комнатенку и недолго думая по-хозяйски уселся на сундучок, стоящий возле самой двери.
– Да-а… – Он покачал седой головой. – Экое дело нехорошее с царицей приключилось.
– Да уж… – поддержал его Валентин. – Хорошего мало.
– А скажи-ка, друг Михайла… – Яковлев сидел, слегка подавшись вперед, упираясь руками в собственные колени, и буквально сверлил Валентина «специальным следовательским» взглядом из-под мохнатых бровей. – Какого это рожна царица тебя вдруг на обед пригласила?
За время, проведенное в одиночестве в этой комнатенке, Валентин уже настроился на то, что на бюрократическом языке двадцать первого века именуется «активной помощью следствию», но вопрос боярина Яковлева не просто взбесил его, но и фактически определил его отношение к официальному следствию по этому делу.
– Не знаю, – огрызнулся Валентин. – Может, полюбовником своим хотела сделать?
Боярин вновь покачал головой.
– А царицына охрана говорит, что ты сюда уже четвертый день подряд ходишь и принять тебя просишь. Три дня царица отказывала тебе, а на сегодня пригласила разделить с ней трапезу. С чего бы это такая милость? А, Михайла?
– Откуда я знаю? Это вам лучше у самой царицы спросить.
– Нехорошо запираться, Михайла. – Боярин сгреб свою бороду в горсть, затем с глубокомысленным видом поскреб толстыми короткими пальцами густо обволосатевшую скулу. – А то выглядит это так, будто ты не хочешь, чтобы мы нашли убийцу царицы.
«А ведь он мне, как у нас говорят, дело шьет и под статью подводит, – сообразил Валентин. – Нет уж, старый хрен, этого я постараюсь не допустить ни в коем случае. И не надейся».
– Я, боярин, хотел лишь засвидетельствовать царице свое почтение. Ведь я еще не имел такой возможности после возвращения ее величества в слободу. Я же не частное лицо, а посол. Поэтому считал и считаю, что обязан был нанести визит после столь длительного отсутствия ее величества. Это мой долг. И к царевичу Ивану буду проситься, как только он вернется в слободу. И конечно же я очень хочу, чтобы убийца царицы был найден. Точно так же, как я хотел, чтобы был найден убийца Юльки-танцорки. – Здесь Валентин не удержался и подпустил шпильку самодовольному боярину Яковлеву.
Но подобными колкостями главу разбойного приказа было не смутить.
– Так с убийством танцорки давно все ясно. Разве нет? Челяднин подослал убийц для убийства царевича. А те перепутали тебя с царевичем и совершили свое черное дело. По счастью, рядом оказалась Юлька-танцорка, защитившая тебя. Вот… Что еще тебе не ясно?
– Одного злоумышленника я достал своим кинжалом, а второй убежал. И до сих пор не найден.
– Так бывает, Михайла. Исполнитель успел скрыться еще до того, как началось следствие. Но мы сделали главное – нашли истинного заказчика. Найдем и исполнителя, дай срок.
– Ну да… – с притворным смирением согласился Валентин. – Я так похож на царевича, что убийцы не могли не перепутать меня с ним. У царевича-то и борода еще не растет.
Но это замечание боярин предпочел пропустить мимо ушей, чтобы вновь вернуться к интересующему его вопросу.
– Положим, Михайла, что я поверил твоему объяснению особой милости, проявленной царицей к тебе. А ведь не каждого, ох не каждого царица потрапезничать с собой приглашает. Ну ладно… Расскажи, как обед проходил.
– Как проходил… Обычно проходил. Привели меня охранницы в эту комнату. Тут и царица в сопровождении шести девок появилась. Сама села за один стол, мне указала на другой.
– На столах уже было что-нибудь?
– Ничего, только скатерти. Я сел. Тут же подали кувшины с медом и еду. Я поднял кубок за здоровье царицы и выпил его до дна.
– Царица пила?
– Да, чуток отхлебнула. Я начал есть и не очень-то примечал, как царица ела. Сами видели, между столами там целая верста. А потом вдруг гляжу, а царица упала головой прямо в блюдо. Девки завизжали, а я им кричу: «Стучите по спине сильней, царица небось косточкой подавилась». Те ее подняли, и давай по спине колотить…
– Ты-то сам из-за стола не выходил?
– Нет.
– Почему же не попытался помочь царице?
– Не успел. Это рассказывать долго, а на деле – одно мгновение. А когда уж поднялся на ноги и хотел к царице бежать, в комнате охранницы появились и не пустили меня.
– Ага… Может, еще вспомнишь что-нибудь?
– Не знаю… Вроде бы все рассказал.
– Добро. Ты, Михайла, дворца не покидай. Иди в свои покои и посиди там, покуда не будет разрешения выходить. Охрана!.. – Открылась дверь, и в комнату заглянула охранница. – Отведи-ка господина посла в его дворцовые покои и постереги там, чтобы ему никто не мешал.
«Кажется, это называется держать под домашним арестом, – подумал Валентин. – Ах, сволочь…»
– У меня ключей с собой нет, – предупредил он Яковлева. – Надо бы послать за ними.
– Ничего, Михайла, я уже обеспокоился. Ты отдохни там покуда, а будет нужда что-нибудь уточнить – я зайду к тебе. А пока иди с богом.
Зловеще проскрежетал замок запираемой за ним двери. Перед глазами у Валентина была его собственная спальня, а по сути – тюремная камера. Серенькой мышкой в голове проскользнула предательская мыслишка: «А пошли они все к дьяволу! Сейчас завалюсь спать, и поминай меня как звали!» Но подобная простительная слабость охватила Валентина всего лишь на мгновение, не более того. Он тут же взял себя в руки. Нет, бегством ничего не решишь. Нужно бороться. Подумаешь, посадил его под замок в собственную спальню этот чалдон Яковлев. Чай не страшнее «обезьянника» в ментовском участке, где довелось посидеть Валентину. Тогда для Валентина существовала реальная опасность. Слава богу, Нина Федоровна вытащила его оттуда. А сейчас? У Яковлева на него нет ничего. Спасибо покойной царице, что не только усадила его за отдельный стол, но и умудрилась устроить между столами такое расстояние, что заподозрить его в отравлении нельзя даже при наличии самой буйной фантазии. «Если что-нибудь царицыны девки наврут про меня, буду требовать у Яковлева очной ставки с ними. С одной, со второй, с третьей… Пусть соврет какая-то одна из них, но не могут же они врать сговорившись. Ведь их же держат поодиночке. Если только… Если только сам Яковлев не велит им врать одно и то же. А зачем ему это? Неужто Никите Романовичу так надоел земский посол, что на него обязательно надо повесить убийство царицы?»
Так и эдак прикидывал Валентин свои шансы, сверяя и связывая их со сложившейся внутридворцовой конъюнктурой, пока не устал окончательно от этого безрезультатного и бессмысленного занятия. Не раздеваясь, он прилег на кровать и не заметил, как задремал.
Проснулся Валентин от диких, нечеловеческих воплей, доносившихся с улицы. Солнце уже клонилось к закату. Получалось, что в своей спальне Валентин провел четыре часа или около того. Он поднялся с кровати и выглянул в окно. Вокруг помоста, расположенного на краю площади, почти перед дворцом, толпился народ. Обычно на этом помосте выступали скоморохи в дни праздников. Теперь на краю помоста расположилась мясницкая колода, а рядом с ней, опершись на длинный двуручный меч, как на костыль, стоял палач.
Сначала Валентин не мог разобрать, кто же так кричит, но вот толпа раздвинулась, и перед помостом остались три опричника. Двое из них цепко держали под руки третьего, а тот вопил что есть мочи:
– За что, братцы?! За что?! Не виноват ведь я, братцы!
Руки у него были связаны за спиной, но он яростно вертел плечами, стараясь вырваться из держащих его рук. Валентину даже показалось, что он знает этого парня. Имени не помнит, но лицо вроде знакомое.
Опричника затащили на помост, но он яростно сопротивлялся, и не думая смиренно укладываться на плаху.