Спасти СССР. Манифестация
Шрифт:
От него исходило ощущение внутренней мощи, какой-то особой - не накачанной в тренажерных залах или на ринге, а откуда-то из глубин горячего цеха и, оттого, как бы не более опасной.
Я помолчал, собираясь с мыслями. Когда заговорил, голос мой был монотонно глух, но тверд:
– Я не собираюсь делать Тому несчастной. Наоборот.
Дядя Вадим прищурился на меня с болезненным недоумением, словно ожидал чего-то иного. Потом сказал - веско, с расстановкой, будто вбивая словами гвозди:
– Ты. Меня. Понял.
–
Рука на моем плече потяжелела. Повисла короткая пауза из тех, что бывает за миг до прихода снаряда, когда шерсть на загривке вдруг встает от той тишины дыбом.
– А, вообще, - я счел нужным сбавить тон, - с чего вдруг весь этот разговор возник? Появилась причина?
– Возможно и появилась, - он наклонился ко мне почти вплотную, и его прокуренное дыхание прошлось по моему лицу.
– Скажи-ка мне, парень, отчего Тома сегодня от тебя вся зареванная домой пришла?
– А...
– протянул я с облегчением. На меня снизошло спокойствие.
– Вот оно что... Да все нормально, дядя Вадим. То были правильные слезы. Иногда девушкам нужно поплакать.
Подействовали, скорее, не слова, а резкая перемена тона. Недоверие, выморозившее было его глаза, сначала пошло разводами, теряя монолитность, а потом и вовсе вдруг скользнуло куда-то вглубь зрачков.
Дядя Вадим еще немного подавил меня взглядом, но получилось это уже не так убедительно, как раньше. Потом сделал полшага назад и медленно убрал руку с плеча.
– Вот как...
– протянул со отчетливым скепсисом, - ну, объясняйся тогда.
Я пожал плечами:
– Ничего такого, за что вы могли бы набить мне морду.
Он ждал продолжения, но я умолк и теперь разглядывал мелкие крапинки шрамов на его левой щеке.
– Хм...
– дядя Вадим сделал уже полновесный шаг назад и покривился, рассуждая: - Вроде, парень, все с тобой хорошо, но что-то все равно не то... Ты учти, - он дотянулся до меня рукой и несильно потыкал пальцем в грудь, - я тебе, если что, Тому не прощу.
– Да если что, я и сам себе не прощу, - я, наконец, отлип от стенки.
– Вы не волнуйтесь: подличать я не буду. А так... Жизнь с женщиной без слез - это как обеды без соли. А!
– махнул я рукой, - да что я вам-то это буду рассказывать!
На миг на его лице проступила обескураженность. Потом он вновь принял невозмутимый вид. Помолчал, разглядывая мои носки, усмехнулся невесело и сказал:
– Ладно! Поживем - увидим, - уселся в кресло и повелительно качнул подбородком в сторону другого, - садись, поговорим о делах.
Я попытался разместиться с достоинством. Это было непросто: меня то тянуло вольготно раскинуться, то, напротив, съежиться на краю - харизма дяди Вадима продолжала действовать на меня угнетающе.
– Что там за невнятная суета в школе?
– он неопределенно
Я изыскал подходящую позу и даже смог вытянуть ноги. Теперь осталось решить, как докладывать. Корчить из себя рядового школьника, пожалуй, уже поздно, но и высовываться далеко из своей раковины тоже было бы опрометчиво.
– Про практикантку из США вы же в курсе? И про то, что ее опекают?
– я многозначительно посмотрел на дядю.
– Обычное дело, - откликнулся он и уточнил, - в смысле, что опекают - обычное. Вы-то тут при чем?
– У меня только гипотеза, - неуверенным тоном сказал я.
– Давай, - кивнул он.
– Мы с этой практиканткой тесно пересекаемся. Она помогала нам с агитбригадой, поедет с нами на майские в поисковую экспедицию.
– Что за экспедиция?
– дядя Вадим заинтересованно подался вперед.
– По местам боев, на несколько дней
– Вам это когда объявили?
– он был явно удивлен.
– Мне Татьяна Анатольевна ничего об этом не докладывала...
– Да нет, - я поморщился, - не объявляли. Это я предложил, после победы на районе и, вроде, эта инициатива прошла.
– Кому предложил?
– быстро спросил он.
– Да...
– я принял максимально простецкий вид, - этой, новой, Светлане Витальевне, завучу по внеклассной....
– Ага, - в глазах у дяди Вадима мелькнуло какое-то свое понимание, и он повторил задумчиво, - Ага. Агаганьки... И эту американку, значит, туда же затащили...
– Да не затащили, - поправил я его, - она сама напросилась. При мне это было, в столовой.
– Странно, - дядя Вадим откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно, на купол собора, - странно. Ты, - он мазнул по мне настороженным взглядом, - с этой Светланой Витальевной часто общаешься, да?
Я постарался выдержать нейтральный тон:
– Да нет, не особо. По агитбригаде она нам помогала тем, что не мешала сама и другим мешать не давала. Сейчас вот прорабатывает идею с этой поисковой экспедицией на майские. Как сказала: "по своим каналам".
– По своим каналам, - эхом повторил дядя Вадим, - понятно... Кстати, а что искать-то собираетесь?
– Останки, личные вещи, оружие, - отрапортовал я.
– Что?!
– он дернулся, точно получив в ягодицу шилом, - что?!
– Останки, личные вещи, оружие, - повторил я ровно.
Он закрыл ладонями лицо и сидел так секунд пять, успокаиваясь. Когда отнял руки, то взгляд его был недобр:
– Ты хоть понимаешь, что такое бесхозное оружие у школьников?
– Понимаю. Никакого бесхозного оружия. Никто нас одних или, даже, с педагогом, не отпустит. Все будет по-взрослому: пара офицеров на руководстве, работаем во взаимодействии с местной милицией, транспорт подгонят, палатки и консервы выдадут.