Спасти СССР. Манифестация
Шрифт:
Я обессилено откинулся к прохладной стене. Хотелось постучаться об нее лбом - эта логическая задача оказалась мне не по зубам. Я не мог понять, как, исходя из имеющихся у спецслужб данных, можно было так близко ко мне подобраться. Это меня и бесило, и пугало.
"А КГБ... Сколько я ни проверялся - наблюдения не заметил. Конечно, это ни о чем не говорит... Если работают профессионалы высокого уровня, а по мне будут работать только такие, то я ничего не замечу при всем своем старании. В таком случае у них будет директива: "можно упустить, лишь бы не дать себя заметить".
Я протяжно выдохнул и помотал головой.
"Нет, так можно с ума сойти. Я должен точно установить, "под колпаком" я или нет. И есть только один надежный способ это проверить: выезд за границу. Если выпустят - то еще хожу на свободе, если же вдруг невыездной, и неважно под каким соусом - то уже на поводке. Значит, мне обязательно надо на олимпиаду в Лондон, еще сильнее, чем раньше. Теперь - просто ультимативно надо. Это будет момент истины".
После этого решения мне чуть-чуть полегчало, точь-в-точь как десятком минут ранее на последней задаче. Я потрясенно покачал головой - как же все не просто с этой моей миссией. Моя ли в том вина, вот в чем вопрос...
Понедельник 13 марта 1978, ранее утро
Ленинград, Измайловский проспект.
Бывает так, что приснится гениальная мысль, а очнешься и не поймать ее - развеивается, расходится в прозрачном утреннем свете и вот уж нет ее. А если ненароком все же изловчишься, схватишь покрепче да рассмотришь, то становится горько и противно: изреченный сон становится бредом, нелепым и постыдным.
Но сегодня было иначе - меня словно толкнуло во сне, и я проснулся, холодея от ужасной догадки:
"Ох! Мог бы и наяву сообразить, ведь это так очевидно: Мэри здесь по мою душу! В тот раз не было, в этот раз ЦРУ направило. И, значит, Чернобурка - тоже. Не прямо, конечно, но косвенно", - я тяжело заворочался, лягая ватное одеяло.
– "Все сходится: единая группа в Большом Доме, и на иероглифы, и на контроль русистов. Объединяет эти темы одно: я".
"Как же я это сразу не сообразил, как?!" - я всерьез огорчился своей недогадливости, - "это ж все, совсем все меняет... Дурак... Зачем я к Чернобурке сам в пасть полез!? И что ж такое ЦРУ обо мне знает, что прицельно ищет в английских школах и на математической олимпиаде? Это же очень, очень горячо", - и тут холодный озноб пробил меня еще раз, уже не во сне, а наяву, - "Гагарин!"
"Раз КГБ сидит на плечах у русистов из-за меня, то уж за оперативниками ЦРУ наружка должна ходить колоннами. И совершенно не важно, по какой именно причине этот "губастый" Рогофф интересовался мной - да хоть даже желал джинсы заказать на пошив - раз он из ЦРУ, то обязательно притащит за собой и "хвост". И достаточно даже случайного пересечения интереса Рогоффа и Фолк, чтобы в Комитете весьма предметно заинтересовались таким совпадением!" - я закинул руки за голову и призадумался, решая: - "Значит, Гагарин... И попадающий под его описание Джордж Рогофф..."
"Нет, Рогоффа никак не потяну", - трезво взвесил я свои возможности, - "если
И я поморщился, представив худший вариант зачистки Вани.
"Ой-ё... А с квартирой для Мелкой я как сдурил", - в этот момент я ощутил себя кошкой, которой вдруг остро захотелось перепрятать котят.
Я торопливо выбрался из теплой кровати. То ли от страха, то ли от свежего воздуха по телу россыпью разбежались мурашки. Я закрыл форточку и окинул взглядом сонный еще двор. Похоже, за ночь на улице серьезно похолодало, а день сегодня будет солнечным.
– Так...
– произнес я вполголоса и принялся за поиски носков, - Гагарин. Эх, Ваня, Ваня... Попробую все же дать тебе шанс.
Вторник 14 марта 1978 г, ранний вечер
Ленинград, Садовая улица
Ранним вечером в гулких коридорах Финэка повисала тишина. Лишь изредка из-за далекого поворота долетал дробный перестук каблучков какой-то засидевшейся в библиотеке энтузиастки или шлепанье тапок подслеповатой технички. Множество пронизывающих старое здание лестниц и переходов, пропускная система на входе и непосредственная близость к Галёре - идеальное место для конфиденциальных встреч в ту пару часов, когда кафедры еще открыты, а студенты и большинство преподавателей уже разбежались.
Как хорошо, что я практически сразу это сообразил! Гагарин, вылетев отсюда на четвертом курсе, сохранил не только свой собственный студенческий билет, но и налаженные связи с секретаршами ректората. Благодаря этому (и небольшому флакончику духов в придачу) у меня уже в прошлом апреле появилась чин чинарем оформленная книжица, дающая свободный допуск в это здание.
– Раз, - негромко скомандовал я, - два, три. Сезам, откройся!
Раздался легкий щелчок. Я потянул дверь на себя и убрал отмычку.
– Прошу, - взмахнул рукой, пропуская Гагарина в пустой класс.
– Эх, - в который раз завистливо вздохнул он, - клёво тебя отец натаскивает.
Я затворил тяжелую дверь и достал из внутреннего кармана куртки переснятый карандашный портрет:
– Смотри, он?
– Он, - сразу уверенно признал Ваня, потом замялся, - только он тут вроде чуть старше выглядит...
– Да?
– я с неприязнью посмотрел на фотопортрет Рогоффа, потом выдохнул: - Плохо, Вань. Все плохо. Совсем.
– С чего это вдруг?
– Гагарин с тревогой покосился сначала на дверь, потом на окно.
"А бегать от опасности ему не привыкать", - сделал я вывод, - "и это хорошо".
Я оседлал стул и побарабанил пальцами по спинке. Уверенное опознание Рогоффа выбило меня из седла - оказывается, внутри я долго надеялся на лучшее. Пожалуй, даже слишком долго...
– Ты чего скис-то?
– Ваня озабоченно заглядывал мне в глаза.
– Плохой расклад, - пояснил я, - в первую очередь - для тебя. Эх, закурить бы... Да бросил.