Спи, бледная сестра
Шрифт:
Смешно! Это даже не та комната.
И все же что-то было в тишине, что-то почти злорадное. Я возился с камином, борясь с желанием обернуться на дверь. Я чиркнул спичкой, и на миг комната вспыхнула красным. Огонек задрожал и погас. Я выругался. Снова. И еще раз. Наконец мне удалось вдохнуть в пламя мерцающую жизнь; занялась бумага, потом дерево. Я оглядывался вокруг, на стенах плясали гигантские тени. Я повернулся спиной к очагу, чувствуя робкое тепло разгорающегося пламени и торжествуя.
— Нет ничего лучше огня, — тихо пробормотал я. — Ничего…
Слова комком бумаги застряли в горле.
— Марта?
Я едва не сказал «мама». Она сидела на кровати, поджав под себя ногу, чуть склонив голову набок, пусто наблюдая за мной. На ней была накидка матери. Нет, должно быть, она нашла мой подарок, развернула его и надела,
— Марта. — Я старался говорит спокойно и даже выдавил улыбку. — Очаровательно. — Я сглотнул. — Просто очаровательно. — Она кокетливо откинула голову, лицо скользнуло в тень. — Это подарок, — объяснил я.
— Подарок, — прошептала она.
— Конечно, — сказал я, оживляясь. — Как только я ее увидел, сразу подумал о тебе. — В общем, это было не совсем так, но я решил, ей будет приятно, если я так скажу. — И ты в ней просто прекрасна. Она задумчиво кивнула, как будто знала.
— Пришло время для твоего подарка, — сказала она.
— Однажды… — Она шептала в темноте, и ее дыхание холодом обдавало мою шею, пальцы чертили кружочки на моей голой спине. Я ощущал персиковое кружево и шелк в своих влажных ладонях, аромат жасмина, душный и усыпляющий, поднимался от ее горячей кожи, и еще какой-то другой запах, темный, острый… В оцепеневшем мозгу мелькнуло видение волков. — Однажды жили-были король с королевой, и был у них сын.
Я закрыл глаза и погрузился в блаженный нефритовый полумрак подводного мира. Ее голос пузырьками рассыпался у моих ног, ее прикосновение было прохладным глубинным течением.
— Принц любил обоих родителей, но сердце его принадлежало матери — он ни на миг не отходил от нее. У принца было все, чего он только мог желать… кроме одного. В замке была единственная комната, куда ему не дозволялось входить, всегда запертая комната, ключ от которой хранился в кармане у матери. Шли годы, и Принц все чаще думал о тайной комнате, он страстно желал увидеть, что же там внутри. И в один прекрасный день, когда родителей не было дома, Принц проходил мимо тайной комнаты и заметил, что дверь приоткрыта. Движимый любопытством, он толкнул ее и вошел.
Воздух потемнел от жасмина; Марта, я знаю.
— Комната была золотой, но у Принца были все сокровища, о которых можно мечтать. Комната была алой, и пурпурной, и изумрудной, но сундуки Принца ломились от нарядов из парчи и бархата.
О, Марта, жница снов моих, дитя моей сокровенной тьмы… Я видел ее сказку — она была и моей сказкой тоже, я видел тайную комнату и себя, четырнадцатилетнего, у двери, и миллионы самоцветов отражались в моих черных глазах.
— Комнату наполнял аромат тысяч цветов, но Принц жил в саду, где никогда не наступала зима. Зачем было окружать комнату такой тайной, подумал он, здесь нет ничего особенного.
Шехерезада протянула длинные белые пальцы, ладони ее в свете огня были как два алых солнца.
— И все же Принц не мог уйти оттуда. Его терзало неодолимое любопытство. Лениво заглядывал он в сундуки и шкафы, пока наконец не наткнулся на маленькую, совсем простую деревянную шкатулку, которую раньше никогда не видел.
Мое сердце забилось быстрее, голову сдавило тисками.
— Зачем хранить эту старую уродливую шкатулку, удивленно подумал Принц, ведь все остальное во дворце столь роскошно и прекрасно? Он открыл коробочку и заглянул внутрь.
Она замолчала — я увидел отблеск ее кроваво-красной улыбки, — ив этот момент я понял, что ей известна Тайна, что она всегда ее знала. Вот та женщина, которая способна провести меня мимо зловещих стражей греха и плоти: она понимала мою тоску, мою безысходную печаль. Это и был ее «подарок» — это откровение.
— Продолжай, пожалуйста. Продолжай. — Пот заструился по щекам при мысли о том, что даже сейчас она еще может утаить это от меня. — Марта, пожалуйста…
— Шшш, закрой глаза, — прошептала она. — Закрой глаза, и ты увидишь. Спи, и я покажу тебе.
— Что он увидел?
— Шшш…
— Что я…
— Спи.
Представьте морское дно под слоем бурого ила. Представьте покой…
— Принц потер глаза: с минуту он не видел в коробочке ничего, кроме темной пелены, дымки, но, до боли напрягая глаза, он наконец
Дверь была открыта, я знаю. Я все вижу со своего ложа из соленого ила: рисунок светлого дерева, бело-голубую фарфоровую ручку — как легко все это возвращается ко мне! На второй панели, с краю, есть зазубрина — однажды я случайно задел дверь крикетным столбиком. Свет в доме не горит, и где-то далеко позади я слышу отца из игрушечной мастерской, несколько звонких нот, что выпевает механизм танцующей Коломбины, тают в темноте. Я несу огарок свечи на блюдце с цветочками; резкий запах свечного сала ударяет в ноздри. Жирная белая капля сползает по свече на фарфор и растекается по голубому цветку. В густом воздухе мое дыхание кажется очень громким.
Ковер мягко поддается под ногами, но я все равно слышу свои шаги. Свет выхватывает из темноты стеклянные пузырьки и баночки, роняя тысячи бликов на зеркало на стене. С минуту я не могу разобрать, в комнате ли малыш, но колыбелька пуста: нянька забрала его, чтобы он плачем не разбудил мать. Пряча свечу за сияющим красным щитом ладони, я смотрю на ее лицо в розоватом полумраке, с восхищением тем более драгоценным, что оно запретно. Пузырек с опиумной настойкой поблескивает на столике у кровати: она не проснется.