Список Мадонны
Шрифт:
— Все будет так, как должно быть. Иди и жди его прихода. Он был дарован тебе.
— Кто, Курикута? Кто был мне дарован?
— Жди его. Он придет. Вместе с радугой.
Ламар оживилась:
— Великий Радужный Змей?
Курикута тихо и грустно улыбнулась, и Ламар показалось, что она заметила, что у нее слегка затряслась голова.
— Это случится тогда, когда этому будет не дано случиться.
— Я не понимаю, Курикута. Когда придут Ганабуда?
— Это будет у воды, когда случится радуга.
Ганабуда. Она видела их. Они стояли за Курикутой.
Их было трое. Она ясно видела их. Это было невозможно, но одной из них была она сама. Потом они запели. Звук их пения, громкий и сладкий, заглушил крики уток и медленно ползающих в листве далеких деревьев. Они пели голосом ее матери о зачатии, о том, что кто-то должен был быть рожден. Кем? Ею. От кого? От Радужного Змея?
Нет! Так не могло быть. Но Ганабуда не будут лгать той, что сделана по их подобию. И все то время, пока Курикута стояла на воде, ее грустные глаза были унылыми и бесцветными.
Голоса зазвучали громче, и Ламар пришлось закрыть уши руками, чтобы не дать им повредить ее голову.
— От радуги. Зачатие близко. Жди его.
Она закрыла глаза, боль в ушах была нестерпимой.
Неожиданно пение прекратилось. Ламар не открыла глаз. Только когда она услышала звуки насекомых вдали, она открыла их снова.
Если не считать уток, она была одна.
Нэнси Эдвардс перечитала письмо и поблагодарила Бога. Епископ Полдинг понял ее. Он пошлет отца Блейка поговорить с девушкой и рассказать после этого матроне о своих ощущениях касательно ее здравомыслия. Она может ждать отца Блейка в это же воскресенье. С утра он отслужит мессу для французов в лагере Лонгботтом, а после мессы направится в Парраматту, с тем чтобы быть в приюте к полудню. Если матроне Эдвардс удастся сделать так, чтобы девушка к этому времени была там, тогда отец Блейк заодно побеседует с ней. Полдинг слышал о том, что девушка обычно ходит там, где ей нравится, и было бы бессмысленным посылать отца Блейка просто так.
Нэнси Эдвардс подошла к окну и посмотрела на обсаженную с двух сторон кустами тропу, которая вела к реке и сараям. Она увидела Мэри. Девушка ухаживала за одним из ягнят, а ее ворон наблюдал за ней с ближайшего дерева. На ней было синее платье, а лучи солнца делали ее волосы похожими на отшлифованное золото. Девочка была красива своей особой дикой красотой. Нэнси Эдвардс хотелось, чтобы она заговорила. Видит Бог, она старалась изо всех сил, но ничего не получилось. Никакого выражения; никакого намека на понимание. Ей говорили, что стоит только взглянуть на нее, чтобы понять, что она не в своем уме. Нэнси так не думала. Было что-то в этих странных глазах с желтыми крапинками. Что-то другое, неуловимое. Но это не было безумием. Ну, скоро она получит ответ. Если кто и мог дать ей его, то это был отец Блейк. Смешно, что она подумала об этом сейчас. Глаза отца Блейка также смотрели по-особому, но он, определенно, не был безумцем.
Бернард устало ехал на своей лошади. Боль снова вернулась. Успокоенные было природой и другими земными вещами, демоны снова ожили, вызванные дурными людьми. Теперь они просто кричали внутри его головы. Все началось с Нейтча, который рассказал ему о дочери своей кузины из Специо, служанке, которая собиралась приехать в Сидней на поиски лучшей жизни. Это была именно та шлюха. Он помнил о ней. Затем этот идиот Полдинг приказал ему ехать в приют, чтобы освидетельствовать умалишенную девушку, и что еще хуже, чаще наведываться с проповедями к преступницам на женской фабрике. О, им нравилось это, этим обитательницам помойных ям, которые поднялись из самого ада, чтобы наброситься на него в который раз, смеясь и приплясывая так, что в его черепе проносилась буря. Он накрыл глаза рукой и прикусил губу так, что из нее пошла кровь, но демоны не оставили его. Дорога впереди расплывалась в бесформенные образы. У него пропадало зрение. Они забирали его видение. Он застонал, задыхаясь от желчи, подступившей к горлу, и опустил голову на бурую гриву под собой.
Это был один из тех пасмурных дней, когда пот не сходит с лица, как бы часто его ни вытирали. Мартин распрямил спину и уже в тысячный раз достал из кармана платок. Он очень удивится, если ближе к вечеру не начнется гроза. Ремонт забора вовсе не был лучшим способом проведения воскресного дня, но, по крайней мере, это было полезнее, чем месса. На самом деле он был очень доволен тем, что пару дней назад господин Нейтч предложил ему заняться забором и работать там до тех пор, пока все не доделает. Объем работы был небольшим, и Мартин, возможно, смог бы закончить все уже сегодня, чтобы осталось час или два побыть вместе с Коллин. Господин Нейтч никогда не забывал о мессе, но он всегда забывал о чем-нибудь, когда бывал возбужден или огорчен, и ничто не будоражило господина Нейтча сильнее, чем визит отца Блейка. Мартину тоже нравилось, когда ему сообщали, что отец Блейк остановится здесь на субботу и воскресенье. Возможно, им удастся поговорить, а возможно, они вместе ненадолго сходят на этюды. Мартин нашел очень интересный папоротник у реки, всего в получасе ходьбы. Наверно, они направятся туда. По крайней мере, ему так казалось сейчас.
Отец Блейк прибыл сразу после обеда в субботу. Коллин сказала, что он выглядел больным. Он сразу же лег в кровать и вечером даже не отужинал с господином Нейтчем, чем очень расстроил его. Мартин попытался навестить отца Блейка в его комнате позже вечером, но господин Нейтч был непреклонен. Святой отец спит, и его нельзя беспокоить. А сегодня утром он не поехал в Лонгботтом на мессу. Священники редко пропускают мессу, если они действительно не больны. Это вызвало у Мартина сильное беспокойство. А что, если его друг серьезно болен? Нет, скорее всего это было одно из тех летних недомоганий, которые так часто случаются в Сиднее.
Мартин сидел под деревом, сделав себе полуденный перерыв, когда увидел господина Нейтча. Он спешил и выглядел очень озабоченным. Мартин встал и пошел ему навстречу.
— Добрый день, господин Нейтч. — Он показал рукой на забор. — Вам нравится? Я почти закончил.
Эммануэль Нейтч даже не взглянул на забор.
— Мартин, отцу Блейку все еще нехорошо. Он не смог даже отслужить мессу сегодня утром.
— Ему нужен доктор?
— Он говорит, что нет, но сейчас он спит. Он должен был сегодня днем ехать в Парраматту, и я не знаю, что делать. Ему нужно было в приют для девочек-сирот. Он сказал мне об этом вчера вечером.
— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил Мартин.
— Святой отец не из тех, кто отказывается от своих обязанностей. — Нейтч сделал паузу, прежде чем продолжил: — Да, вот что мы сделаем. Мы должны принести извинения матроне приюта. Этим человеком будешь ты, Мартин. Я не смогу покинуть святого отца. Поезжай и навести матрону. Объясни, что отец Блейк сильно болен и очень огорчен, что не может приехать, как договаривались. Оставь этот забор. Оденься. Я прикажу седлать гнедую. Я хочу, чтобы ты выехал через пятнадцать минут.
Внутри у Мартина все опустилось. На то, чтобы побыть вместе с Коллин, не оставалось времени. Но он был счастлив помочь отцу Блейку.
Он кивнул:
— Да, господин Нейтч. Я буду готов через десять минут.
Эммануэль Нейтч не ответил. Он уже шел в направлении отеля.
Дождь начался около полудня, и в течение часа вода падала серой стеной до тех пор, пока вся земля не покрылась мутными ручейками. Затем он прекратился так же неожиданно, как и начался. Показалось солнце, принеся избыточный зной, который забрал влагу с земли, оставив ее висеть в воздухе невидимым облаком. Потом появилась радуга. Даже старожилы Парраматты, привыкшие к разноцветным полоскам в небе после летней грозы, останавливались, чтобы полюбоваться этим совершенством. Каждая полоса радуги была четко окрашена в соответствующий цвет, который был ясно различим на фоне необычайно синего неба. Это выглядело безупречно — цветная дуга, блестевшая на солнце словно отполированная.