Список Мадонны
Шрифт:
Ему нужно было успокоить девушку, сесть рядом и поговорить с ней, нарисовать картинку на сырой земле. Что-нибудь, но не то, что он сделал.
— Нет! Прекрати это!
Он крепко схватил ее за руки и отбросил их от себя. Она упорно сопротивлялась, и Мартин почувствовал, насколько она сильна. Она повисла на нем и заплакала, издавая сдавленные звуки, словно раненое животное. Охваченный паникой, Мартин толкнул ее в грудь. Раз, другой. Она отцепилась и упала на землю. Медленно встав на ноги, она посмотрела ему в лицо глазами, полными недоумения и боли. Она что-то говорила. Он ничего не понимал, хотя молящая интонация поразила его до глубины души.
Укрывшись за желтыми шторами, матрона Нэнси Эдвардс наблюдала невероятное. Она подошла к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и увидела, как молодой человек, только что покинувший приют, толкнул бедную Мэри на землю. Она видела, как оба они разбежались в стороны. Мэри побежала к воде, а молодой человек к своей лошади. Озадаченная, она стояла в нерешительности, не зная, что ей делать, пока стук в дверь не отвлек ее. Когда она вернулась к окну, они оба исчезли.
Ламар зашла по пояс в спокойную воду, теплую и мутную в свете заходящего солнца. Она шла вниз по течению к своему тотемному дереву, и ее тело сотрясалось от звуков, исходящих глубоко изнутри ее живота. Слезы катились без остановки, и она понимала почему. Странный, обещанный ей самой Курикутой, исчез. Он не захотел ее, хотя Курикута и Ганабуда говорили, что он захочет. Никакого зачатия не произошло, дух ребенка не вошел в ее тело. Она вернулась к своему тотему и к этому дереву, чтобы защитить себя от гнева Курикуты. Она удивилась, когда прилетел Ата. Она подумала, что, может быть, Курикута позвала его обратно. Был ли это знак, что она ошиблась, и Странный был не тем, о ком говорилось? Хотя она так не думала. Она не хотела никого другого. Поэтому она станет ждать другой радуги и надеяться, что он вернется.
Мартин подтянул подпруги у обеих лошадей, проверил еще раз, чтобы все было навьючено, и пошел за отцом Блейком. Он с облегчением вздохнул, когда этим утром господин Нейтч сказал ему, что святому отцу стало намного легче, и совсем обрадовался, когда увидел своего друга завтракающим. Отец Блейк похудел и побледнел, но его глаза изумительно блестели. Он по-дружески приветствовал Мартина и предложил направиться на этюды к северо-западу от Ливерпуля, чтобы поискать там красные растения, формой напоминавшие щетки-ершики. Мартин радовался возможности снова побыть вместе с отцом Блейком. Ему нужно было рассказать кому-нибудь о вчерашнем происшествии. Оно никак не выходило из его головы. Если кто-то и мог облегчить его чувство вины, так это был отец Блейк.
Он быстро скакал и вернулся в отель «Герб Бата» около десяти часов вечера, как раз вовремя, чтобы повидаться с Коллин, перед тем как ей нужно было идти домой. Он выплеснул на нее всю историю полностью. Она спокойно выслушала его, как и всегда, но, когда он закончил, выглядела расстроенной. Коллин сказала ему, что разумнее было бы держаться в сторонке от девушек-аборигенок. Они свободно распоряжаются своими телами. А когда он попытался сказать ей, что Мэри вовсе не была такой, что произошедшее было странным и пугающим и что он чувствовал себя неловко перед бедной девочкой,
— Шлюха.
Они выехали из отеля «Герб Бата» около девяти часов, направившись по ливерпульской дороге, мимо Айриштауна, а в миле или около того к северу от Ливерпуля они повернули на запад. Около трех часов дня они нашли то, что искали. Как обычно, Мартин делал зарисовки, а святой отец вел записи. Затем Мартин развел костер и вскипятил воду для чая и для варки картофеля. За чисткой картофеля Мартин размышлял о том, когда лучше рассказать святому отцу о девушке-аборигенке. Отец Блейк был необычно молчалив в течение всего дня. Мартин посчитал причиной этому плохое самочувствие. Но несмотря на это, он решился рассказать о девушке, после того как они поедят.
Оба ели не произнося ни слова. Молчание не было неловким, но было каким-то особым. Само по себе оно не беспокоило Мартина; отец Блейк часто и подолгу молчал. Но сегодня это было молчание другого рода. Отец Блейк казался возбужденным, как будто его что-то страшно взволновало. На какое-то мгновение Мартин подумал, что лучше было бы придержать историю с Мэри при себе. Но он не мог. Он был слишком расстроен. Он поднялся, чтобы подбросить дров в огонь. Отец Блейк лежал, положив голову на скатанный плащ. Мартин мог разглядеть контуры его лица при свете костра. Глаза его были закрыты так, будто он дремал. Вдруг они открылись, и Мартин почувствовал, что они смотрят на него. Он вздрогнул от неожиданности.
— Святой отец, мне хотелось поговорить с вами кое о чем. Я не могу выбросить это из головы. Мне нужно это кому-нибудь рассказать.
Отец Блейк не ответил, но Мартин знал, что он слышал его.
— В Парраматте живет девушка-аборигенка. Когда я ездил туда с комендантом Бэддли, то часто видел ее у реки. Она обычно наблюдала, как я рисовал. Я пытался заговорить с ней, но она никогда не отвечала. Люди в Парраматте говорили, что она сумасшедшая, но я ничего такого не увидел. Ее глаза, святой отец. Они очень странные, с желтыми крапинками. Но в них нет никакого безумия.
Мартин заметил, как отец Блейк вздрогнул.
— Она вообще когда-нибудь разговаривала?
— Только раз, когда я подарил ей Пресвятую Деву.
— Ох…
— Она принадлежала моей матери. Оловянная иконка Богоматери. Очень старая. Для меня в ней не было ничего ценного, кроме того, что это был подарок от мамы. Я даже пользовался ею, чтобы открывать устриц в Лонгботтоме. Я до сих пор не понимаю, почему я подарил ее девушке-аборигенке. Я не думал, что увижу ее еще когда-нибудь, и мне хотелось подарить ей что-нибудь. Вы знаете, что я думаю по поводу Церкви, — невпопад закончил он.
— И?
Судя по интонации, святого отца заинтересовала эта история. Мартин продолжил:
— Когда я передал ей Пресвятую Деву, она расцвела от счастья и сказала: «Курикута». И ничего более. Просто это слово. Вчера я понял, что так она называла Богоматерь.
— Откуда ей знать?..
— Совершенно верно, святой отец. Откуда ей знать? Насколько я понял, ее нашли в буше почти год назад. Она не говорит по-английски. Она не могла знать о Пресвятой Деве, если, конечно…
— Если, конечно, что?