Список Мадонны
Шрифт:
Теперь, будучи свидетелем всей этой секретности и наблюдая де Лоримьера менее чем в двух метрах от себя, он начал понимать свою невольную причастность.
Мартин не мог разглядеть глаз де Лоримьера, которые были спрятаны за толстыми стеклами зеленых очков, но тем не менее он чувствовал на себе его проницательный взгляд. Разговаривая, де Лоримьер постоянно размахивал руками. Руки были белые, с длинными, сужающимися к концам, пальцами. Ногти также были довольно длинными для мужчины, заметил Мартин.
— Благодарю, патриот Рошон. То, что эта ненастная ночь не убавила вашего энтузиазма, дает мне и душевные силы, и уверенность.
Передо мной много лиц, не виденных мною раньше. И все же я узнаю эти лица каждый раз, когда выступаю на собраниях, подобных этому. Лица, отягощенные глубоким отчаянием, а не сияющие надеждой, как подобает лицам молодых людей. Все мы страдаем подобным образом в эти печальные времена, но никто, как бы ни прискорбно мне это было говорить, не страдает так, как несчастные жители Бьюарно.
Гул согласия пронесся по комнате. Мартину стало интересно. Он прищурил глаза в ожидании следующих слов де Лоримьера.
— Бьюарно означает «последовательно преданный и надежный», — с печальным вздохом сказал де Лоримьер. — Не являются ли эти качества благозвучными синонимами для апатии и покорности? Сколькие из вас работают на земле?
Девять пар рук поднялись вверх.
— И у скольких из вас есть право наследования?
— Ни у кого. Хотя мы все перворожденные, — недовольно произнес крепкий молодой человек с руками, напоминавшими бревна. — Зачем иначе нам было бы сюда приходить?
Кто-то перебил:
— Мой отец скопил денег. И у моего второго младшего брата есть право наследования, но отец говорит, что мы сможем прикупить участок к моей ферме, если англичанин Браун продаст немного земли, которой он владеет.
Возмущенные голоса стали звучать громче при упоминании самого ненавистного имени в приходе. Теодор Браун был земляным агентом и постоянным обитателем усадьбы в Бьюарно. Он служил управляющим всей сеньории Бьюарно. Его хозяином был Эдвард Эллис, человек по прозвищу Медведь, торговец мехами, купеческий барон, давно уехавший в Англию и живший плодами своей коммерческой империи.
Де Лоримьер быстро воспользовался случаем:
— В Монреале говорят, что Браун не выставляет на торги сто двадцать тысяч акров земли. Подальше от вас и от вашего права по рождению. Ходят слухи, что если ее продадут, то только богатым англичанам. И тогда, когда, по их подсчетам, вас уже не будет. Подумайте об этом, друзья. Сто двадцать тысяч акров лучшей земли по берегу реки Святого Лаврентия сознательно удерживается от надежных рук семей, живущих здесь уже почти два века, иностранцем нечестивцем, который к тому же мечтает выселить отсюда вообще всех. Сколько ваших родных и двоюродных братьев уже присоединились к массе безземельных в Монреале?
Дюмушель вскочил с места. Его лицо исказилось от ярости.
— Мой зять поделил свою землю на мелкие участки и в результате совсем обнищал. Цены на зерно настолько снизились, что те, кто занимал, не могут вернуть долгов, и многих уже выгнали с их земли. А англичане к тому же все время увеличивают налоги.
— Одна восьмая моего кленового сиропа. Половина сена, скошенного с лучшего отцовского луга. — Голос говорившего был молод, речь груба и выдавала в нем необразованного человека.
Де Лоримьер продолжал в том же ключе:
— А знает ли кто-нибудь из вас, что выкормыш Эллиса и его жена, эта аристократическая сучка, сейчас находятся в нашей стране?
Только Мартин кивнул. Остальные просто посмотрели друг на друга.
— Он заодно с этими англичанами голубых кровей, с прихвостнями Дарема. Его называют Секретарем. Он желает посетить свои наследственные владения, — с иронией сказал де Лоримьер. — Свои наследственные владения! Какое святотатство! И знаете, что он рассказывает в Монреале? Что его семейство владеет самой прекрасной сеньорией в стране. Той, что благодаря проведенным усовершенствованиям, поднялась до современного уровня и стала более прибыльной. — Он повел указательным пальцем по рядам. — Он говорит, что его французские крестьяне недостаточно благодарны. «Не лучше животных», — добавляет его воспитанная жена в приличном английском обществе.
— Довольно с нас, — прорычал Дюмушель, поворачиваясь к остальным. — Отберем землю назад. Нет, еще более того. Потребуем назад нашу страну.
— Конечно, ты прав, Жозеф. Мы пытались совершить это мирным путем, но были проигнорированы.
— Мы также пытались восставать. Помните, шевалье, в прошлом году? Мы потерпели неудачу. И весьма серьезную, должен добавить. — Это было первое, что сказал Мартин.
Вначале могло показаться, что де Лоримьер смутился от его странных слов, но быстро нашелся и ответил в агрессивном тоне:
— Нет надобности напоминать мне об этом, сир. Я был там. Мы проиграли не по причине недостатка воли и умения. Мы были плохо организованы и изолированы. На этот раз все будет по-другому.
Комната наполнилась гулом возбужденных голосов.
— Позвольте мне объяснить, чем это будет отличаться на этот раз. У нас новые лидеры. Мы были раздроблены прошлый раз. Папино не бунтарь, а Роберт Нельсон и Сирилл Коте — настоящие революционеры. В течение нескольких месяцев они собирали деньги и другую помощь в Соединенных Штатах, где многие ненавидят англичан так же, как и мы. Они собрали более семи миллионов долларов. Они уже провозгласили республику. Наши собственные деньги скоро будут напечатаны и распространены среди сынов свободы в награду за их усилия в деле свержения британской тирании. — Он поднял руку, чтобы сдержать возгласы радости от обнародования этого тайного и замечательного откровения. С этими людьми предстояло делать революцию. — По всей стране, в каждом приходе, в местах, известных только вашим руководителям, созданы хранилища вооружения. Достаточное количество винтовок и пушек спрятано на складах близко к границе. Восемь тысяч винтовок — только для штурма форта Шамбли. — Де Лоримьера было уже трудно остановить: — Тысячи хорошо вооруженных американцев ждут только приказа Нельсона, чтобы ринуться через границу нам на помощь. Здесь англичане разделены благодаря действиям так называемого реформатора Дарема. Поговаривают, что он скоро уезжает, а когда это произойдет, то англичане останутся без лидера.
— А что с Колборном? Он был в тысяча восемьсот тридцать седьмом, и он все еще здесь. Если мы восстаем, то мы пойдем против Колборна. — Хотя Мартин и сдерживал тон, с которым он произносил эти слова, укор прозвучал ясно и громко.
— Вы все еще не понимаете, мой юный скептик. Куда делся ваш патриотизм? Колборн будет бессилен перед лицом всенародного чувства, которое мы вызовем. Вы понимаете? На этот раз мы выступаем организованно, поэтому наша революция охватит всех, до последнего человека. — Голос де Лоримьера понизился, превратившись в доверительный шепот. Собравшиеся вытянули шеи, чтобы уловить все до последнего слова. — Британцы разделены между собой. Дарем потерял боевой дух и вскоре уедет в Англию. Что же касается Колборна, то он еще более бездеятелен. Он думал, что вернется домой в тысяча восемьсот тридцать седьмом году, а все еще здесь. Поговаривают, что Канада и канадцы ему порядком надоели.