Список обреченных
Шрифт:
Дамир хмыкнул и снова демонстративно отвернулся к стене.
— Я хотел бы видеть моего адвоката, — тихо сказал он.
— Константинова? Вы от него отказались.
Дамир сел на кровати и в упор посмотрел на Волкова.
— Как отказался?
— Подписали отказ. Все протоколы ваших допросов подписаны назначенным государственным адвокатом. Вы читали бумаги, которые Вас заставили подписать?
— Нет. Я их не читал.
— Видимо, отказ был среди них.
— Могу я как-нибудь вернуть Илью Львовича?
— Да, заявление надо написать.
— Можно мне бумагу и ручку? Вы мне поможете?
Сергей Юрьевич кивнул.
При помощи Волкова
Сергей Юрьевич пришел на следующий день и принес толстую пачку распечаток.
— Это вам, — сказал он Дамиру.
Это были письма от совершенно незнакомых ему людей. Поддержка, сочувствие и абсолютная вера в его невиновность. Часть писем явно лежала в Центре не один день. Передать решили только сейчас.
Дамир их читал и перечитывал. Потихоньку начал отвечать, пообещав себе непременно ответить всем.
Волков приходил каждый день, пытался утешить, но ему Дамир не верил.
Как-то Сергей Юрьевич вошел со словами:
— Дамир, я не должен делать этого, и пусть это останется между нами.
Он закрыл дверь и подошел к телевизору, как всегда, выключенному.
Вставил в разъем на передней панели флэшку, которую вынул из кармана.
— Дамир, подсядьте поближе, чтобы звук громко не включать.
Дамир послушался, и психолог включил телевизор.
Это была запись на ютубе, датированная вчерашним днем.
На экране появился зонтичный цветок болеголова и красная надпись «ЛСиС». Дамир был просто в шоке.
В кадре появился Андрей Альбицкий.
Глава 16
— Привет, это Альбицкий, — сказал он. — У меня для вас как всегда плохие новости. Вчера Дамира Рашитова, которого обвиняют в убийстве Анжелики Синепал, вывезли из Психологического центра на Лубянку для неких следственных действий, что само по себе довольно странно для человека, у которого снята нейронная карта и назначен курс психокоррекции. Можно было просто написать запрос психологам.
Дальнейшие события все прояснили. Дамира пытали и пытками вынудили подписать признание еще в пяти убийствах, к которым он не имеет никакого отношения. Исполнители были наши, но это несколько разных исполнителей, более того, эти казни готовили разные команды, из разных городов. Все исполнители давно уже не в России. Мы знаем, как пытали: армейский телефон для генерации разряда и полиэтиленовый пакет с нашатырем на голову. Мы знаем, сколько времени пытали. Парня ломали три часа, почти без перерыва, пока не пригрозили арестовать его девушку. С нами сейчас на связи Крис Уоррен. Он прокомментирует ситуацию с точки зрения психолога.
И в кадре появился парень лет тридцати пяти с коротким хвостом и серьгой в ухе.
— Ну, что здесь сказать? — начал он. — Как у вас говорят, ни в какие ворота. Меня напрягает несколько странных деталей. Во-первых, человек, который виновен в шести убийствах, никогда сходу не подпишет согласие на психологическое обследование и коррекцию. Так поступают люди, виновные в какой-нибудь ерунде, в надежде снять побыстрее более тяжкие обвинения и выйти на свободу, например, под залог. Здесь, очевидно именно этот случай. Второе. На нейронной карте такие эмоциональное значимые события, как убийства, тут же видны. Проглядеть их невозможно. Если бы психологи центра их обнаружили они были бы обязаны уведомить об этом следствие. Но в их ПЗ на данный момент упоминается
В кадр вернули Альбицкого.
— У нас действительно есть неопровержимое и очень впечатляющее доказательство применения пыток, которое мы передадим адвокату Дамира Илье Константинову и планируем передать в Комитет ООН против пыток. Я его пока не обнародую, поскольку хочу дать шанс новым фигурантам нашего списка. Это следователи Александр Маленький и Василий Кивалин и непосредственный исполнитель оперативник СБ Алексей Пименов. Вы еще можете остановить процесс и снять обвинения с Рашитова. Для этого у на есть еще один аргумент. Человека, который сейчас перед вами выступит, я очень долго отговаривал от этого шага. Но если честный человек считает, что поступить так велит ему совесть, удержать его невозможно. Поэтому прошу любить и жаловать: Евгений Соболев.
На экране появился белобрысый молодой человек примерно одних лет с Дамиром.
— Здравствуйте! — неловко сказал он. — Меня зовут Женя Соболев, и я исполнитель Лиги. Я исполнил два приговора: судье Беленькому и государственной пропагандистке Синепал. Пусть моя физиономия вас не смущает, я был в гриме. Террористы из СБ схватили первого попавшегося парня, который хотя бы отдаленно подходил под описание, и пытками заставили взять на себя шесть наших акций. Мы казним виновных только после долгих уговоров раскаяться и исправить ситуацию. Им вообще все равно, кого казнить. Я понимаю, чем мне грозит мое признание. Но ситуация, когда вместо меня в тюрьме сидит невиновный, которого пытают эти мрази, для меня невыносима. Я не раскаиваюсь в том, что делал, я считаю, что был прав, и смерть этих двух выродков несколько улучшила атмосферу в России. Но, если на месте Дамира Рашитова, который ни в чем не виноват, окажусь я, в этом будет больше справедливости. Как только все обвинения с Дамира будут сняты, он будет освобожден и окажется в безопасном месте, я сдамся СБ. Мы готовы обсудить обеспечительные меры (чтобы я не сбежал), если наше предложение в принципе будет принято. Мои показания я записал, и мы передали их адвокату Дамира Илье Константинову.
Дамир оторвался от экрана и радостно посмотрел на психолога.
— Сергей Юрьевич, значит все, меня освободят?
— Будем надеяться.
* * *
Все-таки босс здорово сдал после того как ему исполнилось девяносто, думал Алексей Иванович Стасов, наливая народному лидеру чай. Лицо в морщинах, руки обтянутые желтой, как пергамент, кожей в коричневых пятнах, старческий скрипучий голос. Девяносто один, конечно, не дашь, но он уже не тот мачо, что любил позировать в военной форме и фотографироваться с голым торсом.
— Твой Соболев никому на хуй не нужен, — проскрипел шеф. — Соболев — пешка. Альбицкий его сдает ради пиара, чтобы улучшить положение на доске. Понятно, почему сдает. Это для него моральная победа. Но мы не доставим ему такой радости. Нам не получится диктовать условия.
— А Дамир?
— Рашитов, кажется? Этот даже не пешка. Это соринка на шахматной доске: смахнул — и забыл. Ты с его отцом, вроде учился вместе?
— Да, нет. Так, пересекались пару раз по бизнесу, в молодости.