Список обреченных
Шрифт:
— Вы ее жалели, наверное, Кирилл Иванович? Девушка, же.
— Не, Андрей сказал «по полной». По полной, значит, по полной.
— Альбицкий сказал?
— Угу, он ее готовит к какой-то особой миссии. Точнее рассматривает как одну из кандидатур. Буду рекомендовать.
— Миссия опасная?
— А у нас есть другие?
— Они вообще женщин пытают, Кирилл Иванович?
— Ты, знаешь, раньше стеснялись, лет пятнадцать-двадцать назад. А теперь им все по хуй.
— Кирилл Иванович, а почему вас называют «майором»?
— Потому что я майор. Был когда-то. До того, как по суду меня лишили всех званий и наград.
— Вы сидели?
— В Пражской кафешке с Альбицким. Суд был уже заочным.
— А где вы служили?
— В СБ. А ты думаешь, откуда я все это знаю?
— Вы пытали подозреваемых?
— Я пытал террористов. Настоящих, которые взрывают в метро и расстреливают прихожан в церквях. И я считаю, что для спасения людей все средства хороши. Во мне бы и сейчас ничего не дрогнуло. Но когда начали ловить несчастных очкариков, которые за пистолет не знают, с какой стороны браться, а весь их терроризм сводится к трепу в интернете, когда начали им подбрасывать взрывчатку и оружие и выбивать из них показания на друзей и знакомых, чтобы показать, что, мы якобы террористическую организацию накрыли, тогда я плюнул и ушел к Альбицкому.
Они остановились на небольшой поляне в окружении сосен и кустарника. Солнце садилось, разливаясь расплавленным золотом за кронами деревьев и бросая на поляну широкие косые лучи.
Возле большой сосны, сантиметрах двадцати в диаметре трава была примята. А на высоте метра в полтора в ствол был вбит толстый железный крюк.
— Да, — сказал майор. — Угадал дерево. — Футболку снимай. Вон, повесь на кусты. Садись к сосне.
Женя подчинился. Сел на траву, оперся спиной о дерево.
— Европа, конечно, здорово перенаселена, — заметил майор. — Но даже здесь есть места, куда местное население не заглядывает, тем более в Чехии. Так что кричать не стесняйся, никто не услышит. Крик иногда помогает. Твоя задача информацию не выдать, а не продемонстрировать чудеса стойкости. В реальной ситуации вообще лучше кричать. Пытки ведь незаконны, так что они пытаются их скрыть. Если они недостаточно позаботились о звукоизоляции, могут прерваться или сунуть кляп в рот. Не пугайся кляпа, что бы это ни было. С ним безопаснее. В случае электричества есть реальная опасность прокусить язык или раздробить себе зубы. С кляпом не пройдет.
— А бить не будут за крики?
— Будут. Но на фоне боли от шокера не почувствуешь.
Он опустился на корточки рядом с Женей.
— А теперь, Жень, самое главное. Твой главный враг — это страх. Люди выдают все под пытками не столько от боли, сколько от страха. Человек боится, что у него сердце не выдержит, и он умрет. Или потеряет какую-нибудь часть тела. Или умрет от потери крови.
Здесь есть два момента. Во-первых, убивать тебя им невыгодно. Для них это брак в работе. Во-вторых, как только тебя задержали, Женя, ты должен сразу решить для себя, что ты уже мертвец. Нам всем здесь, всему лагерю, грозит смертная казнь. Все мы исполнили по крайней мере по одному приговору Лиги, здесь новичков нет. И ты, Женя, не новичок. Поэтому, если ты попался, ты должен понимать, что в лучшем случае тебе осталось несколько месяцев жизни, причем не самых приятных. И, если во время пытки у тебя остановилось сердце, можно считать, что тебе повезло: быстро и без бюрократической волокиты.
— А то, что японцы пишут про принятие боли?
— Это легче сказать, чем сделать. Ну, если только ты двадцать лет этому учился, тогда может быть. Я бы по-другому сформулировал. Надо не то, чтобы принять боль, надо забыть о ее источнике, замкнуться в себе. Есть боль и есть ты. Все! Остальное тебя не касается. Они хотят, чтобы ты в чем-то признался, кого-то назвал, повторил их бред, который они хотят выдать за твои показания? Никак не реагируй. Ори, стони, молись, читай стихи, но на их вопросы не реагируй никак. Они не имеют к тебе отношения.
— Это может их разозлить?
— Поначалу да. Если потеряешь сознание — тебе же лучше, это передышка. Если сможешь их убедить, что потерял сознание — тоже передышка. В конце концов им надоест, и они плюнут. Только не рассчитывай на это. Если случится, считай подарком судьбы.
— Анка кричала?
— Иногда, она же не железная. Но больше стихи читала. Это особая бабская фишка. Отвлекает. Не первый раз вижу.
Майор снял с пояса наручники.
— Ну, остальной инструктаж по ходу дела. Давай руку. Сначала левую.
Женя подчинился, майор замкнул на его запястье браслет наручников и завел его руку назад за сосну.
— Вторую тоже назад, — сказал Кирилл Иванович.
И замкнул второй браслет на его правой руке.
Шероховатая кора сосны неприятно впилась в голую кожу спины и рук.
Женя поднял глаза вверх, к крюку.
— Пока нет, — сказал майор. — Пока так, ласково.
«Ласковым» это не казалось. Руки тут же начали болеть.
— Это будет электричество? — спросил Женя.
Глава 19
— Да, электричество. Это сейчас их любимый метод. Боль жуткая, а ущерб для организма минимальный, если не увлекаться. И следы сходят быстро.
Майор слегка взял его за руку повыше локтя.
— Постарайся не дергаться, можешь пораниться.
В его медвежьей ладони появился черный прямоугольный прибор с двумя короткими металлическими зубцами с одной стороны. Майор нажал кнопку, и между контактами затрещала и засверкала электрическая дуга.
Он медлил, дуга жужжала, наверное, минуту. Наконец, прижал электрошокер к жениной руке с внутренней стороны сантиметров на десять ниже подмышки.
Руку обожгло в месте касания, словно двумя каплями кипящего масла, мышцы свело, как в очень холодной воде и перехватило дыхание. Женя взвыл от боли. Попытался отстраниться, но наручники, видимо были закреплены за стволом. Так что отодвинуться удалось сантиметров на десять, не больше.
Майор переместил электрошокер вслед за ним, по-прежнему прижимая к его руке, и ничего невозможно было сделать.
— Ну сказал же «не дергайся», — усмехнулся майор. — Сейчас всю спину обдерешь.
Наконец он убрал прибор, но боль никуда не делась.
— Так, Женя, — сказал Кирилл Иванович. — То, что у тебя сейчас, называется «легкая электротравма». Боль пройдет минут за десять, максимум. Сама. Как раз время для того, чтобы читать стихи или молиться, чтобы отвлечься. Опасности никакой от слова совсем. Вообще, убить электрошокером взрослого здорового мужика — это надо постараться. В принципе возможно, но только умышленно.
Когда я прижимаю электрошокер, есть смысл считать. Дело в том, что, если длительность разряда больше трех секунд, человек теряет сознание. Как ты понимаешь, это не будет входить в планы моих бывших сослуживцев. Считаешь до десяти, как можно медленнее. Сто процентов шокер уберут раньше, чем закончишь считать.