Сплоченность
Шрифт:
— Да и ему тогда несдобровать бы, — послышался новый голос.
— Э, ему что, — растягивая слова, проговорил Макареня. — Он бы один погиб, а нас сколько? Я, брат, брал в плен всяких фашистов, а вот такого — впервые. Глянь на его грудь — вся в орденах, значок нациста. Видимо, заядлый головорез… Иного прижмешь — он и лапки вверх, мокрой курицей становится. А этот — больно уж упрям, стрелял, пока я из его рук автомат не выбил. А как выбил — он за тесак, меня не мог взять, так сам себя хотел убить Тогда я снова прикладом винтовки
— Я бы с ним не возился. Сразу бы в расход!
— Да и у меня решительный характер. Но командир сказал, что надо хоть одного пленного взять, напоказ и для допроса…
— Вот и взял цацу. Из него слова не выбьешь.
— Почему же ты лучшего не выбрал? — отрезал Макареня своему придирчивому собеседнику. — Мне там некогда было разбираться.
Партизаны заулыбались и уже молча продолжали идти. Вскоре они увидели, как самолет, перестав бомбить аэродром, взял направление на Подкалиновку. Все решили, что он, видимо, обнаружил их и теперь намерен отплатить за разгромленный десант.
— В укрытие! — пронеслась команда.
Люди бросились за кусты, попадали на набрякший водой луг.
— Давай-давай, в сторонку! — толкая прикладом пленного, кричал Макареня. — Живо!
Пленный ступил за ель, но как только над головами завыл самолет, бросился в глубь кустарника.
— Стой! — закричал Макареня. — Стой!
Десантник не останавливался. Чувствуя, что он может скрыться в зарослях, Макареня вскинул винтовку и выстрелил. Беглец схватился за грудь, покачнулся и навзничь упал на землю. Макареня торопливо подошёл к нему, наклонился.
— Проверяешь, каюк ли? — послышался голос Поддубного.
— Да. Не сберег «языка». Все-таки вывел, собака, из терпения.
Где-то за Подкалиновкой, заглушая пулеметную и винтовочную стрельбу, прогремели два сильных взрыва. Похоже было, что самолет бомбил передний край обороны поддубновцев.
— Давайте быстрей! — забеспокоился Поддубный, выводя людей из укрытия. — Шире шаг!..
Вскоре партизаны подошли к деревне.
Первым шел взвод комсомольского отряда, а за ним — поддубновцы. Раненого Корчика несли на плащ-палатке впереди колонны. Партизаны устали и шагали медленно.
— Подтянуться! — неожиданно крикнул командир взвода и полушепотом добавил: — Камлюк идет!
Все посмотрели вперед и увидели Камлюка. Он шел быстро, не выбирая сухих мест, из-под его кирзовых сапог разлеталась черная грязь. Плотно обтянутая кителем фигура, суровое лицо с прищуренными глазами — все словно подчеркивало его собранность и решительность. Кисть его левой руки была забинтована, и он ее, казалось, отводил немного назад, втягивая в рукав.
Партизаны подтянулись.
Командир взвода подбежал к Камлюку, доложил о разгроме десанта, сообщил о партизанских потерях.
— Корчик
— Где он?
— Вон, несут на плащ-палатке.
Два партизана, несшие Корчика, остановились.
— Кузьма Михайлович… С опозданием идем к Поддубному… Задержка произошла… — увидев Камлюка, заволновался Корчик и попытался приподняться.
— Лежи, лежи. Все знаю. Такая задержка — не ошибка. Видел, как дрались. Хорошо!
— Хлопцы во взводе ловкие… Но все же потери… Вот и меня… Хотя и ростом невелик, а заметили… — слабая улыбка разгладила на мгновение запекшиеся губы Корчика.
— Держись, Роман. Поправишься… Вот только много таких, как ты… И как мне уберечь вас от ранений? Хоть взыскания накладывай!..
— В таком случае первое же взыскание вам придется наложить на самого себя. Я видел, в какой переплет вы попали на большаке, — и Корчик посмотрел на перевязанную руку Камлюка.
— Да, и меня немного зацепило. А вот мотоциклу нашему крепко досталось, — Камлюк вдруг спохватился и озабоченно взглянул на побледневшее лицо Корчика, на его забинтованную ногу. — Несите, хлопцы, его. Достаньте в деревне несколько телег и быстрей отправляйте раненых в госпиталь соединения.
Партизаны подняли носилки и двинулись к деревне. Камлюк проводил их взглядом и, услышав, как сзади него захлюпала грязь, обернулся.
— А-а, Сергей Прохорович… Здорово же ты отличился…
И по тону Камлюка, и по его прищуренным, колючим глазам Поддубный понял, что сейчас ему придется выдержать крепкую нахлобучку. Переводя дыхание после быстрой ходьбы, он молчал, стараясь догадаться, в чем он провинился.
— Без тебя некому было вести туда людей? — кивнул Камлюк головой в сторону аэродрома.
— Пожалуй, да. При штабе остались одни связные. Да и когда было раздумывать? Десант появился, как нож за спиной.
— Брось! Радиограмму ты получил? Знал, где Корчик со взводом?
— Знал. Но взяло сомнение, и я решил помочь.
— Сомнение взяло… — недовольно повторил Камлюк. — А руководство отрядом? Два часа отряд был без командира. Почему ты это не взял под сомнение?
— Тут оставались комиссар и начальник штаба.
— Они же были в подразделениях. Да ты им ничего и не сказал.
— Верно, не сказал… Виноват… — сдался Поддубный и отвел глаза.
— И когда ты научишься сдерживать себя?.. Что, без тебя не обошлось бы там? Адъютант твой повел бы людей и командовал бы не хуже тебя. Так нет, самому надо… Неужели это важней, чем руководить целым отрядом во время боя?
— Погорячился, — приглушенно ответил Поддубный.
— Порядка в отряде должно быть больше. Знаешь, что сейчас у тебя в ротах творится? Положение очень тяжелое… Я только что из твоего штаба. И удивлен, как фашисты еще не в городе… Связные с воплями прибегают из рот, ищут тебя, а ты, оказывается, вон куда направился…