Спящие боги
Шрифт:
— Стой! СТОЙ!!!
Бриген резко обернулся — в безумных его глазах перемешались и страх и ярость. Он рявкнул:
— Опять ты?! Ты — мое проклятье! Ты — дьявол!.. И она — дьяволица! Ее сжигали на костре, но она, черт подери — еще жива!.. И она будет моею, черт тебя подери!!!
С этим воплем Бриген налетел на Творимира.
Эта была самая отчаянная, яростная схватка из всех, в которых доводилось участвовать Творимиру. Били на пределе сил, и с предельной скоростью. От клинков летели искры, а сами бойцы, уде получившие множество мелких раны, выдыхали кровавую пену…
А
Творимир вырвал окровавленный клинок — вновь занес.
И тут взмолилась Анна:
— Нет… Пожалуйста… Не надо… Не бей его… Достаточно уже боли…
Творимир несмел противиться — отпрянул…
Бриген зажал кровоточащую руку, поднялся, но покачнулся, и, не поддержи его Анна, упал бы обратно, в пыль.
— Осторожно! — крикнул девушке Творимир.
— Чего бояться? — молвила она. — Человеку помочь?.. Надо бояться боль причинять…
Бриген сильно вцепился ей в плечо, зашипел:
— Ну, узнала меня?..
— Нет. Извините, не узнала. Но пройдемте — я вам руку перевяжу, а еще вас ждет целебный настой…
Бриген обернулся к воротам. Створки были закрыты. Зарубленные воины лежали вперемежку с крестьянами, а за стенами бесновались конники… Надо сказать, что в этой первой серьезной стычке крестьян погибло куда как больше, чем воинов…
Лик Бригена исказился гримасой злобы, он рявкнул:
— Попался как мальчишка!.. Ч-ч-черт!!! — метнул испепеляющий взгляд на Творимира. — Ну, что со мной будешь делать?..
Подоспел Лорен — пристально, как диковинку разглядывал Бригена. Молвил:
— Ну, уж не отпустим… ваше… хм-ммм… величество! Это ж надо, какая удача!.. — к Анне обратился. — Лечи его. — крестьянам крикнул. — Глаз с него не спускать!
Затем отозвал в сторону Творимира, и там говорил:
— Восстание началось стихийно, и это, конечно, плохо. А всей неожиданности хватило только на взятие женского монастыря. Теперь о нас по всему миру знают, (я имею в виду эту, горами сжатую долину). Вслед за этим, первым войском собирается второе — куда большое. Предстоит тяжелая борьба, и с теми силенками, которые оказались среди этих стен заперты — обречены мы… Но ты выслушай: иные области нашего «мира» остались без присмотра, и сейчас там собираются повстанческие отряды. Главное — до их прихода продержаться. Общаться с ними, указания давать будем, с помощью почтовых голубей… Главное продержаться: три-четыре дня…
Тут крестьяне подволокли небольшую фигурку. Доложили:
— Вот — возле ворот нашли. Это не наш… Что с ним делать прикажите?
Творимир сразу узнал пленника — это был маленький человечек с большим черепом — и Творимир пожал плечами:
— А что с ним делать?.. Ну… посадите под замок…
— Нет… — глаза человечка заблистали искренними слезами. — Я ведь мог с отступавшими бежать, но остался! Я столько боли, столько смертей за свою жизнь навидался! Надоело мне все это! А здесь, у вас, хорошо. Здесь… — он не договорил, помолчал, и добавил. — Пожалуйста, оставьте меня на воле. Свежим воздухом дайте подышать.
Творимир представил унылую, тесную келью, в которую должно было заточить человечка, и поежился, сказал:
— Ладно, пусть будет по-твоему…
Спустя несколько минут Творимир стоял в углу ярко-белой, солнечной комнаты, и неотрывно глядел, как Анна ухаживает за раненым Бригеном. Рана оказалась серьезной — все плечо было разодрано, но Бриген держался молодцом — не издал не единого стона. Анна очень волновалась, и успокаивала раненого нежными речами.
Вот целебная, душистая мазь. Тонкие, легкие пальцы, осторожно втирают ее в разодранные ткани. Еще теплый отвар… наконец, перевязка…
Смертно-бледный Бриген откинулся на белизну мягких подушек, и тут стало заметно, какой же он старый: частые, глубокие морщины бороздили лицо, седые пряди проступали в волосах. А глаза были измученные, усталые, с глубокой, давней тоскою.
Он держал Анну за руку, и шептал:
— Давай уйдем от них. Ради тебя я все оставлю… Мы будем жить в горах…
— Что вы такое говорите? Нельзя уйти от людей. Еще много в людях боли, греха, и в наших силах все это изменить. А уйти никак нельзя, да я и не хочу.
— Скоро здесь прольется очень много крови.
— Да, я знаю. — вздохнула Анна. — Но я не оставлю этих людей…
Бриген метнул на Творимира гневный взгляд:
— Зато мне с этими людьми не по дороге. Так или иначе — ты будешь моей. А теперь вы должны выпустить меня.
Творимир нахмурился, заявил:
— Даже и не думай!
Анна повернулась к нему, и сказала тихо:
— Я прошу выпустить его.
— Что?! Да по какому такому поводу?
— Просто потому, что он хочет уйти. Не в коем случае нельзя лишать человека свободы. Свобода — величайший дар Бога всем нам. Ни ты, ни кто либо иной не смеет лишать человека Свободы… И потому я прошу — выпустите его.
— Да он же… да он…
Но не нашел Творимир, что возразить. Вспомнилось, как страсти ночью поддался, и что из этого вышло. Голову опустил, вздохнул:
— Хорошо… сестра…
Анна подошла, и осторожно пожала ему руку. Обдала своим голосом:
— А за добро и нам добром отплатят. Верь мне…
— Как же!.. Ну, да будь, по-твоему…
Через полчаса Бригена вывели во двор. Творимир распорядился, чтобы подготовили широкую доску, на этой доске, на веревках собирались спустить со стены Бригена.
Узнав, в чем дело, крестьяне начали роптать. Один из них буквально набросился на Творимира::
— Это тебя монашка подговорила, да?
— Я не могу ей противиться…
— На поводу бабы идешь!
— Не говорите так…
— Почему?.. Грубыми мои слова кажутся?.. А о том, что с помощью Бригена можно было грядущий штурм оттянуть, ты не задумывался?.. А о тех, кто при этом штурме погибнет, не думал? Это не грубо?!
— Я не знаю… не знаю… Штурма, так или иначе, не избежать, а так мы, по крайней мере, доброе дело сделаем…