СССР
Шрифт:
– Ну... да.
– Разобрался он. Устроил в общественном месте драку. Да кабы драку – вообще черт-те что устроил. Если бы не пацаны те, сейчас был бы труп. А то и два. И что нам с ними делать? Милицию вызывать, медэкспертов? В Старой Вахе и Средневаховске только участковые; дознаватели и медики – в Нижневартовске. Всех сюда везти, потом обратно, потом еще раз – это годовая где-то зарплата вашей сладкой парочки. Ну ладно, не убил. Теперь Паршев тебя убивать будет, так?
– Пусть попробует.
– Ёлки-палки, герои на нашу голову. «Пусть попробует». Дима, еще раз: тебя увезти или, там, посадить нетрудно. Еще легче тебя Паршеву сдать, а его самого за язык повесить и потом закопать, вон, на карьере. Только я ведь объяснял, для чего мы все здесь. И у меня было ощущение, что ты вроде поверил. И не за деньгами же ты сюда ехал, правильно? Ну, не только за деньгами?
Димка спросил, счищая присохшую к кроссовкам грязь:
– А Парш? Он тоже не за деньгами? Тоже светлое будущее строить?
– Уж поверь мне – тоже.
– А почему он такой? – спросил Димка и требовательно посмотрел на Игоря. Осмелел отчего-то. Понятно отчего.
– А потому что прокол. Наш прокол. Ты его, получается, выявил. Идиотским способом, по-детски, блин, но и но том спасибо. Теперь залатаем. И знаешь, Дима, сразу надо решить, вот ты сам прокол или нет?
Димка пожал плечами.
– Дима, я серьезно вопрос ставлю. Ты хочешь здесь работать? Как мы договаривались на свое будущее и будущее тех, кто тебе нравится?
Димка хотел вскочить и закричать, но только сжал кулаки, комкая лохматые обшлага джинсов, и сказал по разделениям:
– Я. Хочу. Здесь. Работать. Ра-бо-тать.
Игорь посмотрел на него и серьезно предложил:
– Ра-бо-тай.
Димка хихикнул и расслабился.
Игорь продолжил:
– Сегодня можешь пропустить, будем считать, больничный. Нет? Точно нет? Ну ладно, тогда зайди в табельную, попроси связаться с Викторовым – ты же у Викторова? – предупредить, что задерживаешься, но будешь. Лады?
– Лады.
– Ну, давай. Постарайся больше не буянить, хотя бы сегодня, хорошо?
– Хорошо, – сказал Димка, посерьезнев. И окликнул вставшего уже Игоря: – Игорь Николаевич, а теперь со мной чего? Если уголовки не будет, значит, штраф? Большой?
– Во-первых, не Николаевич, а Никитич. И не ой, и не простите. Во-вторых, просто Игорь – я ж тебя Дмитрием Александровичем не зову. В-третьих... Короче, так. Дима, это Союз. Мы тут стараемся нормально все устроить, по справедливости. Я же говорил, забыл, что ли? Тут, честно говоря, понятно все – ну и ребятам спасибо скажи, все объяснили и вступились. Да и Паршев особенно ангела не изображает.
– Черт он, да. А ребятам скажу, конечно, – особенно тому, здоровому, он вообще спас.
– Так ты его не знаешь, что ли? – удивился Игорь. – Я думал, вы знакомы, потому он и вписался.
– Нет-нет, я в первый раз. И других тоже...
– Каких – других?
– Ну, он, по-моему, говорил с кем-то. Ну и вообще я ни с кем особенно...
– А когда говорил?
– Ну, когда я уже, меня уже того. Когда на улицу вышел. Или нет, Игорь Ник... Никитич, Игорь, то есть или мне показалось. Я плохо помню.
– Ну, понятно, – сказал Игорь. – Это нормально, не переживай. Давай сейчас в табельную – и как договаривались, лады?
– Лады, – сказал Димка, поднимаясь.
Игорь пожал ему руку, легонько подтолкнул в сторону табельной и несколько секунд смотрел вслед.
Потом вздохнул и пошел в столовую.
2
На своем,
на советском
моторе.
Визит высокого начальства давно не считался событием, ради которого следует подкрашивать молодую травку, бережно вытягивая ее до уставной высоты, – ну или устраивать новые капитальные розыгрыши. Однако подготовиться следовало. Мы подготовились, а я лично по пути на станцию закрутил близкую к бесконечности восьмерку «промплощадки–жилсектор» и накачал кого смог чем сумел. И разочаровывать начальство тоже не следовало. Мы вроде не разочаровали – я лично под ручку с Рычевым раскрутил утреннюю восьмерку в обратном направлении. Довольным остался не только Рычев, но даже я.
Станция и оба терминала работали как счетверенный пулемет, слаженно и неумолимо. Малый рельс замкнул первое кольцо и потихоньку нарезал сектора и сегменты. Семь кварталов сияли как на голландской открыточке, еще четыре увлеченно окапывались и озеленялись. Первая площадка, растопырив лопатки, готовилась к завтрашнему прогонному запуску всего комплекса, на второй завершался монтаж участков оснастки и финишной сборки, третья возилась с вентиляцией и готова была возиться еще пару месяцев, что, в общем-то, укладывалось в логику и сроки. Везде на нас не обратили особого внимания, а на третьей, приборной, площадке даже оборали, что меня слегка озадачило, зато Рычева порадовало. А делиться радостью он умел – так что заседание совета вышло довольно уютным и приятным во многих отношениях, хотя Валенчук привычно наехал на Баранова за скверную связь и транспорт, а тот непринужденно предложил сперва дефективных подростков с приемки убрать. Полноценной ругачки не вышло как в силу изжеванности темы, так и все-таки из-за благотворного столичного влияния.
Рычев поблагодарил совет за доблестный труд и попросил разнести благодарность по подразделениям. Отдельно осыпал комплиментами Баранова за зверски точное моделирование сетевой политики и дистанционный отбор спецов, которые будут эту политику реализовывать: в результате, товарищи, узнаваемость «союзных» брендов достигла семидесяти процентов, лояльность поднялась до пятидесяти пяти, а первые, как бы случайные забросы данных о перспективной продукции Союза не только готовят почву для буйного роста потребительского спроса, но и поддерживают стабильный приток рекрутов, которые хотят строить будущее уже сейчас. Баранов принялся кланяться, шаркая ножкой, Валенчук криво усмехнулся, но и ему досталось по полной. Рычев принялся бегло цитировать сложные формулировки, с помощью которых НАМИ, электротехнический институт и большие люди из отделения энергетики, машиностроения и механики РАН выражали восхищение общей конструкцией и чуть ли не всеми узлами «единички» и особенно «двойки».