Стадион
Шрифт:
Наверное, с не меньшим вниманием разглядывали студенты своего будущего учителя. Почти все они немало слышали о нем, и при первой встрече каждому хотелось составить/себе верное впечатление.
Максимов стоял у шведской стенки, переводя взгляд с одного лица на другое. Седина уже кое–где проглядывала в буйной гриве его темных волос. Мелкие черточки морщиной собирались у глаз, когда он улыбался. А глаза были глубокие, внимательные, теплые. Руку он положил на круглую рейку, и от всей большой фигуры его и свободной позы веяло огромной силой и несокрушимым спокойствием.
Нине Сокол захотелось показать всем этим новичкам, что она уже давно и близко знакома с Максимовым, — пусть знают, что тут, в университете, есть настоящие спортсмены.
Она быстро подошла к Николаю Дмитриевичу и первая протянула ему руку, весело и громко поздоровавшись.
— Здравствуй, Нина, — сказал Максимов. — Завтра тренировка по старому расписанию.
Студенты стояли рядом, почти благоговейно прислушиваясь к их разговору.
— Николай Дмитриевич, — сказала Нина, — мне кажется, эта физкультура мне не нужна, освободите меня от нее.
— И не думай об этом, — ответил он, и девушке на мгновение показалось, что она говорит с чужим, незнакомым человеком. — Хоть ты и добилась больших успехов, но для тебя тоже существует студенческая дисциплина. Прошу не забывать этого. Давайте познакомимся, товарищи, — громко закончил он, делая студентам знак подойти ближе. — Кто из вас в школе увлекался спортом?
Больше половины студентов подняли руки. Нина стояла неподвижно — конечно, этот вопрос к ней не относился. Она с удивлением заметила, что ее новая знакомая Ирина Гонта тоже подняла руку. Да разве эта кругленькая пигалица может быть спортсменкой?
— Ого, как много! — весело сказал Максимов. — Отлично! Значит, наш факультет получил хорошее пополнение. Давайте знакомиться. Вы чем занимались? — обратился он к той маленькой девушке, которая почему–то привлекла его внимание.
— Бегом.
— На какой дистанции?
— Сто метров.
Нина с откровенным любопытством поглядела на Ирину.
— Время не припомните? — спросил Максимов, как показалось Ирине, с некоторым недоверием.
— У меня второй разряд, — совсем смущенно, чуть ли не сквозь слезы ответила Ирина, чувствуя на себе недоверчивые взгляды студентов.
Максимов что–то записал в свою кожаную книжечку.
А Нина поглядывала на Ирину и думала: «Неужели эта маленькая девушка в самом деле может так пробежать стометровку или она просто прихвастнула?»
Максимов, поговорив со студентами, велел захватить на следующие занятия спортивные костюмы и отпустил группу.
Нина вышла в вестибюль. На колонне висело громадное объявление: «Финал баскетбольных соревнований университет — политехнический институт».
«Обязательно пойду», — подумала Нина, чувствуя, что стала уже патриоткой университета. Она прошла через двери университета на площадку под высокими красными колоннами, поглядела на Владимирскую улицу, на сад, на памятник Шевченко в лучах нежаркого ласкового солнца.
— Здравствуй, Нина, — окликнул ее кто–то.
Нина оглянулась и увидела на тротуаре Софью Дмитриевну Карташ.
Приветливая, улыбающаяся, она стояла внизу, ожидая, пока Нина подойдет к ней.
Нина сошла на тротуар, поздоровалась. Невысокие каштаны шумели над ними своей густой листвой.
— Сегодня уже учились? — спросила Карташ.
— Да, уже начала. Сегодня у нас даже физкультура была.
— Максимов?
— Да. Заставляет меня заниматься со всеми студентами.
— О, он это умеет! — усмехнулась Карташ. — Он вообще не очень считается с достижениями. Жаль, не я веду ваш курс. е.
Нина промолчала.
— Ну, до свиданья. Тренируешься по старому расписанию?
— Да, по старому.
— Значит, увидимся на стадионе.
Карташ ушла, а Нина вдруг ощутила недовольство собою. Вышло так, что она пожаловалась на Максимова. Наверное, не нужно было говорить этого.
Дома она переоделась в новое, недавно сшитое платье и выбежала из ворот.
Не успела она сделать и нескольких шагов, как сзади раздался автомобильный гудок, и Петр Павлович Сокол, поравнявшись с дочерью, остановил свою машину. Он только что отвез пассажира на Глубочицу и теперь возвращался в центр.
— Куда тебя везти? — спросил он, любуясь дочерью.
— Мне нужно в политехнический, там сегодня соревнования. Наши играют в баскетбол с КГШ.
При слове «наши» Сокол усмехнулся:
— И ты, конечно, едешь болеть за университет?
— А как же! — Нина искренне удивилась этому вопросу. За кого же ей еще болеть?
— Ну ладно, — сказал отец, — рассказывай, как вы там сегодня учились.
Нина принялась рассказывать. Разговаривая, они выехали на Брест–Литовское шоссе, и вскоре машина остановилась у большого старого парка, могучие деревья которого почти закрывали собою недавно восстановленное здание политехнического института.
Нина чмокнула отца в щеку и выпрыгнула из машины. Она рассчитывала добраться сюда двумя троллейбусами, и это заняло бы больше сорока минут, а на машине они доехали очень быстро. До начала соревнований оставалось около часа.
Она вошла в старый парк, где ветви гигантских берестов, буков и дубов переплетались в вышине, образуя сплошной свод, почти не пропускавший лучей солнца. От этого в аллеях стоял прохладный зеленоватый полумрак. На деревьях щебетали птицы, и Нине захотелось увидеть хоть одну, но это оказалось невозможным — слишком густой была кое–где уже тронутая первым багрянцем осени листва.
Начиналась пора, когда Киев становился необычайно красивым, пора чудесной золотой осени. Дважды в год Киев бывает таким прекрасным, что можно бесконечно без устали бродить по его улицам. Так бывает в мае, когда цветут каштаны и их массивные густые кроны на улице Ленина, на Владимирской горке, в садах и парках покрыты нежными бледно–розовыми свечками. Неповторима эта пора цветения каштанов, когда напряженная, шальная весна бурлит в каждой ветке, в каждом цветке и в каждом листке.
И еще один раз в году Киев расцветает удивительной красотой — в сентябре, когда начинают желтеть деревья. Пальчатые листья каштанов желтеют не сразу. Сначала на них появляется узенькая светлая полоска, и каждый лист словно оторочен темно–зеленым ободком, который становится все шире и шире, пока не покроет его целиком. Липы и клены, наоборот, желтеют сразу, несколько дней стоят словно охваченные пламенем, а потом листья быстро опадают, обнажая темные ветви.