Сталин, Иван Грозный и другие

Илизаров Борис Семенович

Непонятно, почему этнический немец, покидая Россию, не отправился на родину предков в Германию? Конечно, и Германия была сильно разорена мировой войной, а ненавистные пробольшевистские элементы были там очень сильны. Но дело, скорее всего, не в этом: во время войны с Германией Виппер, как и многие натурализованные немцы, часто выступал публично и в широкой печати с крайне негативными оценками морали и политики своих бывших соотечественников. В то же время молодым Прибалтийским странам нужны были европейски образованные опытные научные кадры. Поэтому отец (несмотря на преклонный возраст) и сын Випперы были приглашены в Латвийский университет, в котором старший Виппер преподавал на русском языке и продолжал писать научные труды на русском, немецком и латышском языках. Ему несколько раз продлевали разрешение читать лекции на русском языке, что по тем временам было особой привилегией. Но в 1938 г. у профессора (ему уже более 75 лет) произошел конфликт с местной национальной профессурой, в результате чего он отошел от активной деятельности. Возможно, это произошло из-за разработанного им на основе архивных материалов спецкурса по истории крепостного права в Лифляндии, в котором резко критиковал «дворянско-помещичьи» традиции в этом вопросе [55] .

55

Советская историческая энциклопедия. Т. 3. М., 1963. С. 499.

В междувоенные годы официальная наука СССР о Виппере не забывала: ученики

Покровского писали о его трудах резко критические отзывы, а люди, окончившие университеты и учившиеся у профессора до его эмиграции, давали высокие оценки. В 1930 г. историк социалистических учений и будущий академик В. Волгин написал обширную и в целом очень лестную статью о престарелом профессоре, белом эмигранте: «В.(иппер) – самый яркий и талантливый представитель в исторической науке настроений рус.(ской) мелкобуржуазной интеллигенции конца XIX и начала XX в. В связи с этими настроениями становятся понятными и идеологические колебания В., его отношение к революции и к революционной теории и особенности В., как историка, его скепсис и его увлечение «новыми словами». Следует отметить особо большое значение В., как преподавателя высш.(ей) школы…Талантливый лектор, прекрасный руководитель семинарских занятий, ученый с исключительно подвижным и восприимчивым умом и с черезвычайно широкими интересами, В., во все время своей преподавательской деятельности группировал вокруг себя лучшие, наиболее живые и радикальные элементы студенчества» [56] .

56

Большая советская энциклопедия (БСЭ). Изд. 1. Т. 11. М., 1930. С. 190.

Но подрастало молодое поколение «красной профессуры», взращенное академиком М.Н. Покровским, для которых его мнение было непререкаемым, правда, до тех пор, пока учитель был при власти. В 1932 г. вышел очередной 27-й том Большой советской энциклопедии, в котором была помещена статья М.В. Нечкиной «Иван IV». М.Н. Покровский был мертв, до официального развенчания «школы Покровского», во время которого его ученица исполнила роль «запевалы», оставалось несколько лет. Соединяя взгляды Покровского с новейшей политической фразеологией сталинской эпохи, Нечкина писала «об обострении классовой борьбы» «между двумя фракциями феодально-землевладельческого класса» за «диктатуру» помещиков-крепостников в эпоху Ивана Грозного. Заявила, что дворянская историография строила «идеалистические теории вокруг психологических черт Ивана IV» и называла его «тираном» и «безумцем». При этом из старых историков упомянула только труды Н. Карамзина, но перечислила таких деятелей художественной культуры, как Ал. К. Толстой, П. Антокольский, И. Репин. После Октябрьской революции, продолжала Нечкина, фигура Ивана IV «получила в глазах контрреволюционной интеллигенции особенный смысл идеализации», позволяющий использовать его как призыв «в борьбе с революцией. Эмигрировавший в 1924 г. проф. Р.Ю. Виппер в своей книге «Иван IV» (1922) создает контрреволюционный апофеоз И. IV как диктатора самодержавия, прикрывая «историчностью» темы прямой призыв к борьбе с большевизмом» [57] . Одноименное произведение Платонова ею также оценивалось как исследование с контрреволюционными тенденциями. Зато в качестве образцов марксистского подхода указывались соответствующие разделы «Русская история с древнейших времен» М.Н. Покровского. Пройдет совсем немного времени, и Нечкина круто изменит свое мнение в отношении оценки деятельности царя, творчества Виппера и Покровского.

57

БСЭ. Т. 27. М., 1932. С. 330.

Наверняка Виппер следил за политическими изменениями в СССР, в том числе и за взглядами на его творчество. Но без всякого сомнения он не подозревал, что «великий советский вождь» Сталин, вообразивший себя новым воплощением Ивана Грозного, с конца 1920-х гг. взялся за переосмысление истории СССР, истории ВКП(б), Всемирной истории и собственной биографии, как апофеоза всех этих историй. Конечно, в 1934 г. Виппер мог узнать из советской печати, что создана специальная правительственная комиссия во главе со Сталиным, Кировым и Ждановым, которая объявила конкурс проектов новых официальных учебников истории для школы. Как я уже отмечал, Виппер сам когда-то писал хорошие гимназические учебники, и поэтому деятельность комиссии могла его заинтересовать. Но вряд ли он мог знать, что Сталин, не только организовавший и руководивший этой комиссией, но принимавший непосредственное участие в редактировании и оценке присылаемых рукописей, прочитал и несколько старых учебников Виппера. Я гляжу сейчас на читанные Сталиным учебники Виппера и вижу, как вождь не мог оторваться от текстов, исчеркав их вдоль и поперек своими пометами и замечаниями. Скорее всего, тогда же он прочитал и «Ивана Грозного». Но здесь мы вынужденно остановимся, поскольку дальнейший разговор требует дополнительных пояснений.

Чтобы понять, как развивались события дальше, мы должны вернуться более чем на пятнадцать лет назад, к тому времени, когда Сталин замыслил сконструировать для советских людей новое прошлое, поскольку картину будущего пред ними уже давно развернули Маркс – Энгельс – Ленин – Сталин. Вождь после некоторых колебаний, подобно Грозному «перебрав людишек», центральной исторической фигурой сделал средневекового царя Ивана IV, мобилизовав на его возвеличивание лучшие творческие силы страны.

2. Сталин читает историка Виппера. 1929–1936 гг.

Через полтора года после выхода книги Роберта Юрьевича Виппера «Иван Грозный» Иосиф Виссарионович Сталин был назначен на пост одного из секретарей ЦК РКП(б), а еще через год Виппер выехал за границу. Ни о каких контактах между ними не известно, да их и не могло быть. Слишком разные у них были тогда интересы и общественное положение. До революции Сталин историей не интересовался, да и возможностей для систематического чтения книг во время ссылок у него было мало. Научная книга всегда была редкостью, а высылать ее за тридевять земель в ссылки, в Сибирь было не просто. К тому же в обыденной жизни ленив был будущий вождь, не любил чем-нибудь заниматься систематически, нахватался по верхам марксистcкой догматики из популярных статей своих же, более образованных соратников. Ни одной значительной книги по истории России до революции не прочитал. Знание книг отечественных историков не обнаруживал. Не блистал и знанием всемирной истории. И во время Гражданской войны не было у него ни времени, ни интереса заниматься чтением исторических сочинений, – не до того. Все насмерть боролись против всех. Потом же, с конца 1923 г., когда война завершилась, пошла уже не военная схватка, в которой люди, прошедшие революционные перевороты и гражданские бои, чувствовали свое превосходство и силу, а совсем другая, политическая свара за власть, где основное оружие: интрига, подкуп, двуличие, заманивание в коварные ловушки. Хоть и в той же стране, в которой во время Гражданской бились на полях в открытую, а все совершенно иное. В смутном политическом закулисье существуют свои правила, нужны особые человеческие качества, иная прозорливость, а главное – соревнование в бесчестии.

С 1923 по 1929 г. поползновения Джугашвили сдерживала маленькая кучка политических новобранцев, не прошедших даже школу интриг полноценного парламентаризма, ревнующих и предающих друг друга, как когда-то в подполье или в эмиграции. Но они, как в свое время Ленин, не переходили незримую черту в отношении своих соратников по борьбе, не затыкали рот страхом, не сажали в тюрьмы, не убивали их ни тайно, ни явно; даже некоторых полуврагов-меньшевиков и бывших левых эсеров пригрели в своих рядах. Сталин же, будучи ещё большим политическим дилетантом, с легкостью перешёл все дозволенные границы в отношении своих, а потому с легкостью, пусть и не без риска, выиграл борьбу за власть.

После

того как в 1929 г. выдавил из СССР Троцкого и без труда устранил последнюю, так называемую правую бухаринскую оппозицию, Сталин настолько развязал себе руки, что приступил к коренной перестройке страны исключительно под себя и своих подельников. В тридцатых годах ХХ в. именно так, перестройка, называлась новая сталинская политика. Знал ли об этом М.С. Горбачев, начиная свою, демократическую (точнее – драматическую) перестройку в конце того же века? Бесконечные перестройки не заканчиваются в нашей стране со времен Ивана Грозного, и почти всегда они оборачиваются очередным переизданием еще более изощренного и массового закабаления. Сталинская перестройка охватила все сферы государственного управления, социальных отношений, экономики, идеологии, культуры, науки, обороны и т. д. и т. п. Она, почти как ленинская «пролетарская революция», грубо, но с еще большей кровью перевернула так и не устоявшийся пласт народной постреволюционной жизни, а затем уложила его совсем не на то место, где он (пласт) покоился при царе. Кому-то до сих пор кажется, что Сталин вернул страну к царистским устоям, но это совсем не так. До самой смерти Сталин перестраивал и перекручивал пласты народной жизни, в очередной раз извратив известную троцкистскую идею «перманентной революции», употребляя ее избыточную кровь на личные цели. Сокровенной целью сталинской «перманентной революции» было стремление приспособить весь государственный, а с ним и общественный строй СССР к нуждам и провидческим идеям мудрого и великого, единственного и незаменимого вождя. И все же на заре сталинской диктатуры, в конце 1920-х – начале 1930-х гг., подлинного, непритворного убеждения в своем провидческом даре и величии у Сталина все еще не было: он знал, что за ним нет той ауры, которая была у признанных вождей революции и Гражданской войны. Поэтому ауру, а точнее «ореол», надо было создать практически из ничего, из шелухи, т. е. из слов, из отретушированных и тщательно обрезанных фотографий, из рисованных маслом картин и примитивных книжных иллюстраций, разнообразных художественных приемов в театре, кино, литературе. Слова, приемы, изображения были пусты, лубочны, преувеличены и вначале почти сплошь примитивны, но именно они сплачивали вокруг вождя народ как массу. Джугашвили быстро смекнул, что устойчивый идеологический фальсификат можно сотворить только при содействии людей гуманитарной науки и искусства. Именно у них развита творческая фантазия о человеке и человечестве; языком математики или физики культа личности не сотворить. Гуманитариев и деятелей культуры Сталин за исполнительность очень ценил и награждал, а за любую форму строптивости или бесполезность массово и показательно уничтожал. В толпе ныне известных диктаторов прошлого и настоящего в этом советский вождь особенно выделяется. Брезгливое отношение к интеллектуалам он унаследовал от Ленина, который сам принадлежал к презираемой касте и хорошо знал ее пороки, но Сталин никогда интеллектуалом не был и им не слыл. «Гением всех времен и народов» его называли, но несколько позже, а вначале под ним не было даже минимального пласта той культуры, которую на жизненном пути дарит уроженцу родная земля. В конце ХIХ в. Грузия была не очень обильна плодами светской культуры, а главное, длительное время развивалась в ином, чем Россия, цивилизационном направлении. Ленин в книге «Развитие капитализма в России» не без основания отмечал, что народы Кавказа в той же мере отстали в своем цивилизационном развитии от великороссов, в какой последние от народов Западной Европы.

Не только по уровню базовой культуры Сталин, возведенный на вершину власти, не превосходил своих коллег, он даже не входил в число прославленных за дела и труды вождей революции, таких как В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, М.В. Фрунзе, М.Н. Тухачевский, М.Н. Покровский… Он не принимал активного участия в Октябрьском перевороте, а Гражданскую войну закончил, будучи причастным к позорному разгрому Красной Армии под Варшавой. Поэтому процесс возгонки своего культа он смог начать только с воцарением на посту секретаря ЦК РКП(б) в 1923 г. и продолжил его во все возрастающих масштабах до самой смерти в 1953 г. Троцкий первый – и до сих пор единственный, кто предпринял в неоконченной книге «Сталин» попытку вскрыть эти потайные ходы и приемы выстраивания сталинского культа. И в этой своей книге я не смогу описать все изгибы и хитросплетения той деятельности (захват и удержание власти), единственно ради которой Сталин жил, мучил и убивал других. Об одном пойдет здесь речь: только о том, как Сталин использовал образы исторических героев, и в особенности образ царя Ивана IV, для укрепления собственного культа и пристраивания его, как и себя, в разряд «великих государей».

* * *

В 1929 г. одним махом было уволено все руководство Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса) во главе с несменяемым с 1917 г. наркомом А.В. Луначарским. На его место назначили известного революционера и участника Гражданской войны А.С. Бубнова, не имевшего отношения к просвещению (не сумел закончить даже сельскохозяйственного учебного заведения), но ставшего верным сталинцем. Среди обвинений, которые предъявлялись прежнему руководству, для нас наиболее существенны те, что имели отношение к структуре низшего и среднего образования и связанной с ней системой школьных дисциплин и учебников. Большевики первой волны были экспериментаторами и реформаторами во всем, в том числе в образовании. Не моя задача анализировать их деятельность в этой области, но хочу отметить, что они пытались демократизировать школу и отойти от сословной схемы «классической» школьной подготовки дореволюционной России через систему гимназий, реальных училищ, народных и церковно-приходских школ. Кроме того, они хотели перестроить общеевропейскую систему школьных курсов и, в частности, создать новые «синтетические» учебные дисциплины. Одной из них должно было стать «обществоведение», куда помимо истории входили адаптированные элементы истории политических учений, марксистской философии истории и др. Эти первые опыты были не очень удачны: абстрактные схемы плохо воспринимались учащимися, не было новых учебников, а учителя не ориентировались в чуждых идеях. И все же это был понятный и оправданный поиск новых путей в педагогике, нацеливавших молодёжь на изучение прошлого для лучшего понимания будущего своей страны и мира. Конечно, предлагались утопичные и невнятные ориентиры, но важен был и вектор движения: позади осталось зло (рабство, феодализм, царизм, крепостничество, власть капитала, голод) и борьба с ним, впереди был неизведанный путь к свободе, к неведомому равенству социализма и манящему изобилию коммунизма. Однако с приходом Сталина страна сначала незаметно, а затем все более подчиняясь его воле, стала делать «правый» поворот или, выражаясь языком того времени, Сталин исподтишка начал движение к ползучей контрреволюции, причем к ее крайней форме, к так называемой консервативной революции. Сталин никогда не использовал это понятие и, возможно, имел о нем смутное представление, но когда он совместно с группой Бухарина объявил, что они приступили к строительству социализма в одной, отдельно взятой, стране, т. е. в СССР, то это означало первый, пока еще непонятный им самим, шаг к национальному социализму. И произошло это почти на 10 лет раньше того, как в Германии широко распространилась сходная идея. Он чутко следил за новыми веяниями в Западной Европе, в Италии и Германии. Интерес к писаниям Муссолини и Гитлера у него возник с того момента, как они появились на политической арене. В архиве Сталина, в той части, что до сих пор засекречена от собственных граждан, хранится красноречивый на этот счет материал. Он и его соратники с карандашами в руках изучали «Майн кампф» и другую примыкающую к нацизму литературу. Книги о Муссолини и итальянском фашизме он собирал, начиная с 20-х гг. ХХ в., что видно по остаткам его собственной библиотеки. Конечно, врага надо знать, но личность Гитлера манила Сталина и до, и во время, и даже после Отечественной войны, когда германский национал-социализм и фюрер были повержены [58] .

58

Илизаров Б. Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого. М.: АСТ, 2015. С. 110–132.