Сталкерша
Шрифт:
Достаю из кармана телефон, намереваясь залипнуть на красивые, но бессмысленные фотки в «Инсте». Сети нет. Ну, конечно - мы же, можно сказать, в подвале. Только куча смс от Алии, которые я удаляю не читая. Я прощу ее однажды, но не сейчас. Еще рано. Пусть знает свое место!
Откидываюсь на спинку и, не смотря на усталость, начинаю маяться от скуки. Такой уж у меня мозг - ему надо хоть за что-то схватиться. Ну, или отвлечься на жвачку типа соцсетей. Окидываю сестринскую взглядом в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы меня развлечь. Под столом валяется
Наклоняюсь и поднимаю книгу с некоторой брезгливостью - от нее пахнет затхлостью: кто-то читал на перекурах. Джон Фаулз «Коллекционер». Пробегаю глазами аннотацию на задней части обложки. Интересная задумка. Устраиваюсь в кресле с ногами и принимаюсь читать. Меня еще в младших классах школы научили скорочтению. Проглатываю небольшую книжку в формате бульварного чтива за какие-то полчаса.
Главы, написанные от лица главной героини, не особо интересны - стандартное нытье жертвы и нелепые попытки сбежать. Одна симуляция болезни чего стоит! Я бы в тот же день уделала засранца и спокойно пошла бы домой кушать бабушкин борщ. А вот главы от лица незадачливого похитителя вызвали куда больше интереса -не столько его действия, сколько нехитрая, но философия: человек полюбит тебя, если поместить его в условия, в которых он получит возможность это сделать.
Это же о нас с Димой! Он все еще меня не полюбил, потому что у него просто не было такой возможности! Все, что нужно - это просто побыть наедине. Не два часа, а хорошенько так соприкоснуться!
В романе все закончилось достаточно плачевно, но это же художественный вымысел, где пафос и страдания нагнетаются искусственно. Понятно, что полюбить психически нездорового паренька, который и внешне не очень, и в сексе полый ноль, задачка еще та. Меня же полюбить несложно. Нужно просто подтолкнуть его к этому. Бинго! Почему бы и не подтолкнуть!
Эта идея не только превращает мою кровь в ракетное топливо, но и чиркает спичкой, воспламеняя его! Я вскакиваю так резко, что кресло отлетает назад. Дышу тяжело, как после хорошего кардио, щеки пылают, а мозг бешено искрит, генерируя одну идею за другой.
Дверь распахивается, и я резко оборачиваюсь, все еще держа судьбоносную книжку в руке. На пороге стоит отец. Вид у него очень усталый - должно быть, обход был не из легких.
– Хорошо справилась!
– бросает он своим хорошо поставленным, командным голосом без всяких там приветствий и прочей шелухи.
Держу пари, что если б он не попал в медицину, пошел бы в армию, где заставлял бы солдатиков перекрашивать траву.
– Знаю, - отвечаю я в тон, чтоб наши пикировки сочетались идеально как сумочка и туфли.
– Умеешь когда хочешь!
– горит он с особым видом упрёка и бросает мне злаковый батончик.
Ловлю его и сую в карман. Решил помочь мне восстановить потерянные во время мойки операционной
– Если очень захотеть, можно в космос полететь, - язвлю я, а сама думаю, что мое желание и впрямь может свернуть горы.
– Не паясничай!
– прикрикивает он, в момент натянув поводок.
– Я сегодня узнавал как у тебя дела в универе. Ты подтянула все хвосты. Похвально.
Опять плюхаюсь в кресло. Как я уже говорила, я могу снести все опоры и пуститься в свободное плаванье, но что-то всегда заставляет примиряться с ним и сохранять наши отношения на определенном уровне - немного выше дна. Вот и сейчас я натянула на себя маску пай-девочки и сделала в его сторону пару реверансов.
Садится напротив - плечи расправлены; спина пряма как палка; взгляд сканирующий. Включил режим детектора лжи. Прощупывает меня, пытается понять, что я задумала.
С минуту мы просто смотрим друг на друга. Поединок воли. Улыбаюсь своей самой хулиганской улыбкой, и он расслабляется, не заметив во мне ничего подозрительного.
– Хорошо, что хоть ты за ум взялась, а то хватает проблем!
– неожиданно выдает он.
– А что такое?
– делаю вид, что мне не все равно.
– Одна из медсестер забыла в ране кусок марли, и у пациента начался перитонит. Еле откачали. Теперь он судится с больницей!
– И что стало с той медсестрой?
– ухмыляюсь я. - Она выжила?
Кивает, попытавшись наморщить почти гранитный лоб. Попытки задействовать мимику тщетны.
– Отделалась легким испугом и пожизненным отлучением от медицины.
Папочка суров и скор на расправу. Но это не значит, что на заре своей карьеры он и сам не косячил. Впрочем, сейчас он бог операционной, а богов и победителей не судят.
– Так выплатите компенсацию!
– отмахиваюсь я, не в полной мере понимая чего вдруг он так расстроился из-за неприятной, но достаточно рядовой проблемы.
– Он принципиальный, так еще и чиновник средней руки, - объясняет папочка, а потом делает жест в стиле: все, хватит!
– У меня есть к тебе просьба.
– Какая же?
– настораживаю я ушки. Слово «просьба» он использует нечасто. Скорее в ход идут «приказание» или «поручение».
– Я вчера получил ключи от новой квартиры.
– Той на выселках?
– уточняю я только чтоб его позлить.
– На тех выселках очень хочет жить твоя бабушка!
– Мой даже притворный снобизм всегда отменно его бесит.
– И?
– Отталкиваюсь ногой от пола и делаю пару оборотов вокруг своей оси.
– Хочу, чтоб ты занялась ремонтом. Побыла проводником между мастерами и бабушкой. Ты же знаешь, что я с ума сойду, если буду подбирать вместе с ней обои.
Знаю, знаю. Папа безумно любит свою мать, и она с него пылинки сдувает, но в бытовых вопросах они предпочитают не схлестываться. Может, начаться знатная баталия, где непонятно, чей кораблик потонет.
– Займусь!
– соглашаюсь я.
– Пойдем! На проходной отдам тебе ключи!