Сталкерша
Шрифт:
– Я подам заявление в понедельник. Детей и общего имущества у нас нет, так что разведут быстро, даже если Света против.
– Хорошо, что ты все ей рассказал!
– утешаюсь я хотя бы правильностью поступка.
– Правильные поступки болезненны иногда, но мы все равно должны стараться поступать правильно, - говорит Марк устало и меняет тему: - Как тебе новая квартира?
– Тут круто!
– выдаю я и тут же включаю «трусиху»: - Но можно было бы снять что-то попроще.
– Мне показалось, что это хороший вариант
– Не могу поверить, что мы теперь живем вместе.
– Маш, расскажи мне про свою семью!
– просит Марк. Такая простая просьба, но почти невыполнимая для такой социопатки, как я.
– У меня нет семьи!
– отвечаю я вполне правдиво, хотя, теперь Марк - моя семья.
– У всех есть. Ты спрашивала, хочу ли я знать, что ты натворила. Так вот, я хочу все о тебе знать, но давай начнем сначала. Мы же все родом из детства, а там самое важное - родители. Расскажи мне про них.
– Мама бросила нас много лет назад.
– Бросила отца?
– Нет, нас. Растворилась в закате и все! Предпочла семье горячего африканца. Может, она тоже была психически нездорова. Не знаю, - выталкиваю я, борясь с желанием уйти в себя или хотя бы под воду.
– Тебя растил папа?
– Да! И бабушка. Хотя он и запрещал бабушке меня портить и баловать.
– Чем же она тебя портила?
– не понимает Марк, который сто процентов рос в дружной и любящей семье.
– Типичными бабушкиными портилками! Пирожками и развлечениями.
– Твой отец строгий, да?
– Да, как бригадный генерал. С одной стороны, он видел во мне мамины черты, и это его злило, а с другой, все же видел временами и свои проблески, и тогда начиналась бесконечная муштра. Он изживал во мне ее и пытался слепить свою копию.
– И некому было тебя пожалеть?
Он поворачивается так, чтоб видеть мои глаза, и наши взгляды сцепляются. Марк утешает меня, а я хватаюсь за этот ласкающий взгляд, как за спасательный круг. Возможно, если б кто-то на меня смотрел так с детства, я бы не стала такой бездушной.
– Нет, - признаю я, чувствуя себя маленькой и ничтожной.
– Когда ты последний раз общалась с отцом?
– Целую жизнь назад.
– Ты так сильно обижена на него?
– Нет, просто я для него умерла после того, что случилось!
– Маш, так не должно быть! Он твой отец, и ты должна хотя бы попытаться с ним помириться, - говорит Марк ласково, но твердо.
– Я бы хотела попробовать, но он даже говорить со мной не станет!
– уверяю я.
– Я помогу тебе!
– обещает он и, поднявшись, зовет: - Иди сюда!
Я поднимаюсь из воды, и Марк обнимает меня, наплевав, что с моего тела ручейками сбегает вода. Смотрит, вновь магнитя своими лучащимися золотыми искорками глазами. Так выглядит доброта. В моих глазах никогда ничего не искрилось. Целует меня и гладит по мокрым волосам. Жалеет, утешает, заполняет своей
Глава 9. Эта жизнь. 9.2
– Я живу с парнем, - выдыхаю я, и у психопатологини на том конце «Зума» запотевают очки.
Зажмуриваюсь как в ожидании пощечины; руки мерзковато подрагивают, как алкоголички, у которой отобрали стакан. Кажется, что сейчас она сбросит вызов, наберет санитаров и за мной приедет наряд мальчиков в белом. Для уверенности сжимаю кончиками пальцев краешек его футболки, надетой на удачу.
– Давно?
– уточняет холодно, одарив меня взглядом, который с успехом заменяет публичную порку.
С ответом медлю, оценивая какая ложь сработает мне на руку лучше, а потом вспоминаю прекрасного в своей бескомпромиссной честности Марика и выкладываю правду:
– Уже месяц!
– И квартиру получше сняли?
– спрашивает, оценив кухонный гарнитур на заднем плане. Он новый, светлый и без снующих по поверхностям тараканов. Я определенно оседлала социальный лифт.
Утвердительно киваю.
– И как вы воспринимаете вашего нового…, - запинается и продолжает совершенно старорежимным и неподходящим в данном контексте словом: - …друга?
– В смысле как?
– включаю я режим «дурочка обыкновенная», хотя понимаю к чему она клонит.
– Он для вас отдельная личность, или вы примерили на молодого человека образ Димы?
– Нет, Марк - это Марк, - говорю я уверенно, а уголки губ помимо моей воли растягиваются в благостной улыбке.
Заметила и скривилась - завистливая стерва! Сидит и молчит, не зная, что сказать. Только распекать меня и может. Хотя можно не удивляться - смысл ее работы ругать за деструктивное мышление и такие же действия. И когда мне первый раз в жизни удалось что-то создать, а не разрушить, у мадам оплавились все микросхемы.
– Курс лекарств закончили?
– наконец спрашивает она, поджав губы и достигнув почти полного сходства с Шапокляк.
– Да, - выдаю очередную порцию правды.
Я хотела принимать таблетки пока печень не откажет, но Марк отговорил меня от этой суицидальной затеи, убедив, что мы все переживем.
– И как? Ярко галлюцинируете?
– Нет!
– морщусь я.
Я вообще не галлюцинирую. Вообще. Это странно. Это удар под дых. От этого страшно. Страшно потому что в любой момент накатит с новой силой, а ты даже не будешь готова. Стоп! К этому не подготовишься. Оно просто наваливается и начинает душить, топить, рвать когтями. Сама виновата. Был рубеж, который нельзя было переходить. Черта, которая отчеркивала точку невозврата. Точка невозврата потому так и называется: преодолев ее, уже ничего не изменишь. Я бы сейчас собственной крови и даже жизни не пожалела, лишь бы вернуться на несколько лет назад и привести себя прежнюю в чувство.