Сталкерша
Шрифт:
Вскакиваю на ноги и кидаюсь к своей сумке, которая лежит тут же на чемодане. Я очень зря послушала Марка и слезла со своих «волшебных» таблеток. Ведь только они позволяют мне увидеть мир таким, каков он на самом деле. Сейчас я все исправлю. Одна пилюля и искажения уйдут!
Трясущейся рукой шарю внутри сумки и с каждой минутой все больше мертвею от ужаса - не могу найти резервную таблетницу. Высыпаю содержимое сумки на кровать и руками расшвыриваю всякую мелочь по всей поверхности - ничего. Вновь обшариваю совершенно пустую сумку, ломая то, что еще
– Что ты ищешь?
– Раздается за спиной голос Марка, и я подскакиваю от неожиданности как мячик.
Все это выглядит как сцена из триллера или фильма ужасов, с той лишь разницей, что маньяк в этой истории это я.
– Таблетки, - отвечаю я, резко развернувшись.
– От галлюцинаций?
– уточняет он, подойдя ко мне вплотную.
Мы так близко, что почти касаемся кончиками носов, но я не решаюсь коснуться Марка. Внутри так муторно, что вновь хочется себя наказать - отлучить себя от него, такого близкого и настоящего, что я кожей чувствую волну тепла, которая направлена только на меня.
– Да!
– киваю я, ища спасения в его взгляде, который все так же ласкает и подбадривает.
– Я их забрал, - отвечает как ни в чем не бывало, словно то была пара носков, а не единственный гарант моей нормальности.
У меня пол уходит из-под ног. Почему он роется в моих вещах? Зачем забрал единственное, что способно меня спасти от урагана, который мертвыми глазами вглядывается в душу и разбирает меня на кусочки, которые позже разметет по всей округе?
– Верни, пожалуйста!
– умоляю я, комкая пальцы одной руки в пальцах другой.
– Не могу, я их выкинул.
– Зачем?
– почти выкрикиваю я, обрушиваясь в яму, в которую буду падать вечно.
– Потому что ты ведешь себя абсолютно адекватно, и тебе не нужны таблетки, которые сажают все внутренние органы. Я просто хочу, чтоб ты была здорова. Чтоб поняла, что не сумасшедшая!
– Все эти фразы такие горячие, что клеймят душу огненными отметинами. Впервые вижу такого спокойного, уверенного как скала Марка настолько загоревшимся, что не совсем понятно, кто из нас сейчас больший псих.
Мы стоим в коконе общих эмоций, которые сплетаются и толкают нас друг к другу - уже и не понять, где заканчиваюсь я и начинается он, полностью принимающий меня со всем моим безумием.
– Марк, - выдыхаю я беспомощно.
– Иди сюда!
Берет меня за руку и укладывает на кровать, которая покрыта ярким пледом и уютно скрепит пружинами - мое тело чуть покачивается, словно я лежу на полке в поезде. Ложится рядом, поворачивает меня набок, впечатывается своим телом в мое и утыкается носом в ямку под черепом. Его дыхание влажное и горячее, а пальцы гладят так напористо, словно хотят проникнуть сквозь кожу.
– Марк, не делай так больше!
– прошу я, хотя уже и смирилась с его решением.
– Прости, я просто хочу, чтоб ты была здорова и родила мне ребенка со временем.
Ребенка. Он хочет ребенка от женщины с подтвержденным
– Марк, со мной опять что-то не так!
– жалуюсь я, растворяясь в его руках и дыхании.
– С чего ты взяла?
– Я вижу и слышу то, чего не должна.
– Это все твое чувство вины!
– оправдывает Марк мое состояние и проводит кончиком языка по шее.
– Мне так страшно оттого, что я не знаю, что правда, а что нет!
Моргаю, позволяя крупным слезинкам скатиться на его руку, которую Марк подсунул мне под шею.
– В следующий раз, когда будешь думать, что тебе что-то кажется, просто спроси меня, и я скажу тебе, что реально, а что нет.
– Ты делал когда-нибудь что-то такое, о чем до сих пор жалеешь и хотел бы изменить?
– Да, - отвечает глухо и опять начинает обобщать: - У всех есть скелеты в шкафу.
– Расскажи мне о своих!
– прошу я, прикрывая свинцовые веки.
– Расскажу однажды!
– говорит ласково и вновь рассыпает по моему лицу порцию успокоительных поцелуев.
Глава 12. Прошлая жизнь. 12.1
Знаете что? Я не умею плакать. Я не мутант какой - физиологически, как и все, способна исторгать солоноватую жидкость из слезных протоков, но в эмоциональном плане эта функция заблокирована. Просто однажды я решила, что лить слезы - это довольно бессмысленное занятие; лучше улыбаться. Так, чем мне больнее, тем отчаяннее я растягиваю губы в улыбке. Когда твой враг видит надменную ухмылку там, где ожидались реки слез, он не то чтобы ретируется - ляжет и сдохнет! А ты спокойно перешагнешь через хладный труп.
Мое упрямое нежелание лить слезы по указке стало кошмаром для моей матушки, которая таскала меня не только на модельные, но и на рекламные кастинги, где от ребенка нужен был полный диапазон эмоций: от счастливого смеха до горьких слез. Мне рассказывались грустные сказки, обещались страшные наказания, но я была кремень. И тогда она «изобрела» беспроигрышный способ добывания детских слезок, которым охотно поверил бы сам Станиславский. «Мамаше года» так хотелось увидеть дочку по ТВ, что она начала щипать меня украдкой - больно, беспощадно, до синяков, но там, где невидно…
Трель домофона включает во мне режим «берсерк обыкновенный». Мне нужно заплакать. Прямо сейчас. Я знаю способ. Подхожу к ванной, укладываю большой палец на косяк, а другой рукой покрепче вцепляюсь в дверную ручку и, даже не закрыв глаз, одним точным резким движением обрушиваю ребро двери на собственную плоть. Удар приходится на ногтевую фалангу, чуть задев сам ноготь - теперь почернеет и, возможно, отпадет. Немного страданий и мяса, пожертвованных во имя удачи. Что ж, ничего в жизни просто так не дается. Все покупается болью.