Становление личности. Избранные труды
Шрифт:
С этой точки зрения свобода лежит в нашей общей позиции по отношению к жизни, в проживании нашей надежды на непрерывное становление. В понятиях Уильяма Джеймса, свобода заключается в «способности сохранять главенство выбранной идеи». Через рефлексию и размышления человек сохраняет образ того, чем хочет стать больше всего, и из этой главенствующей системы вытекают поступки и решения. Слабость теории привычки – в ее допущении, что все действия при равно частом повторении и поощрении будут одинаково сильными. Но на самом деле мы знаем, что привычки появляются и исчезают не только в соответствии с законом поощрения и частоты, но и согласно центральному управлению структуры проприума. Таким образом, «ход» нормальной жизни простирается далеко за пределы специфической зависимости от привычки или обстоятельства.
Верно, что в процессе становления мы часто пускаем в ход значительные усилия для сдерживания импульсов и сохранения главенства выбранной идеи. К несчастью, дискуссии о свободе часто ограничивались темой «силы воли». Ломая пальцы и скрежеща зубами, мы рискуем изменить желаемый эффект на противоположный. Иногда мы делаем как раз то, против чего боремся. Концентрация внимания на импульсе часто несет с собой непреодолимое желание выполнить это действие. Этот «закон обратного эффекта» знаком всем. И в этой форме он делает свободу жестокой иллюзией. Именно в представлении человека о своем собственном развитии, а не в отдельной способности воли, мы можем наиболее ярко увидеть свободу.
Детерминисты правы, говоря, что ткань мира структурирована и упорядочена. Но они не правы, считая, что ткань данной жизни достигла своей окончательной законной формы. Относительная свобода человека заключается в поиске и использовании им знаний, которые позволят ему выявить окончательную форму своей жизни. Она будет включать все зависимости, но будет двигаться по направлению к руководящему образу, нереализованной перспективе.
Индуистская формулировка
Любопытство относительно природы человека проявляет не только Запад. Игнорирование мудрости Востока – непростительный провинциализм со стороны западных ученых. Я не могу в этой книге установить правильный баланс, но могу привлечь внимание к одной формулировке в индуистской психологии (просто в качестве уместного символа).
Теория гласит, что у большинства людей есть четыре центральных желания. До некоторой степени, хотя и очень приблизительно, они соответствуют более ранним и более поздним периодам жизни. Первое желание – удовольствие . Оно преобладает в младенчестве, но остается на протяжении более поздних возрастов. Желание удовольствия вскоре дополняется потребностью в успехе . Молодые и средние годы проходят в погоне за профессиональными и социальными достижениями. Некоторые люди никогда не выходят за эти две стадии желания. Но когда приходит зрелость, обычно возникает сильная ориентация на долг . Человек должен обеспечивать своих детей и престарелых родителей, и этика социальной жизни оказывает огромное влияние на ценности человека. Наконец, особенно к концу жизни, приходит желание понимания философского и религиозного смысла, а с ним – страстное желание освобождения от жизненных стадий удовольствия, успеха, долга [657] .
Интересно отметить, что ни одна большая западная школа психологии не включает всю последовательность четырех стадий в свое ви́дение человеческой природы. Позитивистская психология щедро и полностью уделяет внимание первым двум стадиям: удовольствию – в теориях снижения напряжения, подкрепления, либидо и потребностей, и успеху – в исследованиях власти, статуса, лидерства, достижения, маскулинности. Но позитивистской психологии почти нечего сказать о мотиве долга (за исключением того, что это реакция на интернализованный родительский образ), и еще меньше она может сказать о желании философского и религиозного осмысления (за исключением намека на то, что такое желание есть защитный механизм, средство ухода, внешне не отличающееся от суицида, алкоголизма и невроза). Напротив, экзистенциализм в полной мере отдает должное долгу (ответственности) и воле к смыслу, но удивительно мало говорит об удовольствии и успехе как мотивах.
Следовательно, оказывается, что в этой индуистской формулировке сущностная природа человека представлена обобщеннее и полнее, чем в любой западной школе мысли.
Стили жизни
Многие идеи, которых мы касаемся в этой главе, можно рассматривать в рамках концепции стиля жизни . Индивид, говорит Адлер, вырабатывает определенные способы подстройки себя к жизни. В детстве это просто «стартовый стиль», складывающийся из природных данных и темперамента ребенка и требований общества к нему. Используя эти разнообразные ингредиенты, ребенок формирует и реформирует свой стиль, чтобы быть в состоянии по возможности успешно решать великие проблемы жизни, включая проблему самой жизни [658] .
Не каждый стиль может быть назван зрелым. Легко соскользнуть в самозащитный стиль, посредством которого растущий индивид просто отражает воздействия, угрожающие его самооценке. Чертами такого стиля могут быть предубеждения, невротические защиты, эгоцентрическая религиозность. Напротив, зрелый стиль жизни позволяет человеку справляться со всей суровостью жизни полностью реалистичным образом (знать худшее в жизни и делать из этого лучшее), используя интегративные, а не защитные механизмы.
Взгляд на личность как на процесс стилизации имеет то достоинство, что признает безграничность индивидуальности (хотя, конечно, в целях сравнения можно группировать сходные стили в типы). Такой взгляд полезен и для соединения динамики стремления с формами действия (включая рассмотренные в главе 19 стили экспрессивного поведения). Он допускает позитивистские принципы настолько, насколько они релевантны, как и базовые положения экзистенциализма. Таким образом, понятие стиля обладает ценностью в качестве синтетического понятия. Однако конкретное применение понятия жизненного стиля требует значительных заимствований из других направлений мысли.
Связи с философией
Критики скажут, что исключительно психологическая концепция человека – пустая мечта. Нужно знать также его метафизическую природу и его место в космическом устройстве. Нужно обратиться к древней мудрости (и философской, и теологической) и привлечь ее, чтобы не оказалось, что ты открыл общеизвестное. Психология не так давно вышла на сцену, и ее понимание в лучшем случае фрагментарно. Любая наука, претендующая на подлинную новизну, никогда не будет полностью истинной.
Суть этим хорошо ухвачена. На самом деле, все рассмотренные нами точки зрения имеют скрытые связи с основополагающими философскими представлениями. Позитивистские и психоаналитические взгляды опираются на физикализм или на несколько более широкий натурализм. Персоналистская позиция в разных своих формах связана с немецким идеализмом, с протестантской теологией или томистской школой мысли. Экзистенциализм сам есть широкомасштабная система эпистемологии и теории ценностей. И так обстоит дело со всеми формулировками, которые были или могут быть рассмотрены. Наш обзор касался только психологической поверхности этих доктрин. Чтобы познать человека как целое, мы должны поместить его в космический контекст в соответствии с догматами философской теории. Философия человека неотделима от психологии человека. Исследователю полезно иметь в виду это важное предуведомление.
Но психолог может внести и свой собственный вклад. Он надеется, что его конкретное изучение фактов предупредит ошибочное философствование. Ибо, в конечном счете, ни одна философия человека не может быть верной, если она резко противоречит известным фактам относительно человеческой мотивации, научения, познания, стадий развития, патологии (при условии, конечно, что эти факты твердо установлены и достаточно полны). Но психология не может дать достаточно полного знания для обоснования окончательного выбора одной интерпретации природы человека и отвержения всех остальных. Лучшее, что мы можем сделать в настоящее время, – это искать философскую формулировку, которая в целом кажется наиболее согласующейся с доступными психологическими данными.