Старость аксолотля
Шрифт:
Лишь Первый пилот не пошевелился.
– Доктор, вы должны нам сказать, что это было. Несчастный случай?
Внутренние диоды его шлема продолжали светиться. Лицо застыло в гримасе протяжного крика, язык торчал между зубами. Мне показали выжженную в скафандре дыру, отверстие величиной с кулак на высоте ребер Первого пилота. Якобы в последнюю секунду чувствуешь, как слюна закипает на языке. Последствия нулевого давления в вакууме.
– Хорошо, – я посветил им в лица. – Против Капитана, да? Почему вы не…
– У него Марабу.
– Это оправдание для бунта? – я пристегнул датчик излучения к поясу. – Сколько у нас времени?
– Мы на оси, несколько часов.
А если я скажу, что это убийство?
Я молча смотрел на них. Они перешли границу. Обратного пути нет. Порочный круг возник в тот момент, когда нарушился строй «жемчужин» при подлете к дыре в остове «Беовульфа». И теперь они накладывают на каждое чужое слово, жест, выражение лица собственную проекцию самых худших из всех вообразимых намерений. К ним обращаюсь уже не я, но некая извращенная версия Доктора-в-Паранойе-в-Паранойе-в-Паранойе… И уже ничего не изменить. Если попробую объяснить – лишь еще больше увязну.
А если скажу, что это несчастный случай, – поверят ли они мне вообще?
Они нуждаются во мне, чтобы реализовать свои алчные планы, не высказывая их вслух, не признаваясь Самим-в-Себе.
Развернув Первого пилота кругом, я открыл защелки его скафандра, отстегнул от него шлем и с помощью Инженера обнажил труп до пояса, после чего посветил на кожу, в глаза, внутрь рта, пригляделся к ране в правом боку. У Инженера имелся на инструментальном поясе пирометр, и я нацелил его в грудь Первого пилота.
Они соприкоснулись со мной шлемами.
– И как, Доктор, и как?
– Холодный же труп, к чему мерить температуру в вакууме?
– Потому что так быстро в вакууме не остынешь, – ответил я, поглядывая на стрелку термометра. – Здесь нет среды, которая отбирала бы у тела тепло.
– Но от чего он погиб?
– Не от пробоины в скафандре и не от декомпрессии.
– Вы уверены?
– Он бы распух, по крайней мере в суставах. Кожа бы посинела. Ему могло бы разорвать легкие, в зависимости от рефлекторной задержки дыхания. Обычно на сознательную реакцию остается десятка полтора секунд, а у него было радио. Впрочем, вас же учили, вы должны были сдать испытания на Космокарту.
– Так что тогда?
Я снова повернул труп. Предоставленный сам себе, он медленно вращался по горизонтальной оси. Спущенный ниже бедер скафандр покачивал в пустоте дополнительными конечностями, будто уродливый осьминог.
– Угол удара – видите? Удар не был поверхностным, импульсным; он не только пробил скафандр, но и прошил несчастного навылет, сквозь позвоночник. У него сожжена половина внутренностей. Такие раны известны мне лишь по документам о несчастных случаях с промышленными лазерами. В вакууме подобное всегда застигает врасплох, поскольку луч ты не увидишь, пока он не угодит тебе прямо в глаз.
– Черт побери.
– Мне в самом деле нужно объяснять вам столь очевидные вещи? Вы это и без меня знали.
– Доктор…
– Вы тут его нашли?
– А что?
Я показал на темные плоскости солнечных панелей, переливавшиеся холодным радужным светом в луче прожектора.
– Прошло навылет, так что должен остаться след и позади цели. Если вы не перемещали труп… Хватит двух точек, проведите линию к источнику.
Они отделились от меня и снова собрались втроем, три прижавшихся друг к другу шлема, три сжатых в кулак лица в холодном сиянии. Что бы ни отражала сухая вибрация в их стеклянных колпаках, это не предназначалось для моих ушей.
Позаимствовав у трупа момент импульса, я медленно развернулся лицом к останкам кораблей. Конфигурация места убийства указывала на выстрел со стороны корабля поменьше, сцепленного с обломками и «Беовульфом». А поскольку в ней действовали внутренние системы, шлюзы, освещение, обогрев, циркуляция воздуха – то и энергоботы корабля могли быть пригодны для использования. Я блуждал по поверхности брони кругом света, стараясь, чтобы это не походило на целенаправленный поиск. Температура тела Первого пилота была далека от нуля Кельвина. Смерть наступила не столь давно. Тот, кто в него стрелял, мог все еще оставаться возле лазера; а мы висим тут, будто фарфоровые уточки в тире.
Естественно, если там вообще кто-то есть (Капитан). А не только Астромант и отряды его техногаторских уродцев.
Я нашел прожектором вход в шлюз, все еще открытый. Меня не привязали страховочным тросом, и это была их ошибка. Схватив кислородные баллоны Первого пилота, я включил ручную дюзу и поплыл обратно к шлюзу.
С этого момента все происходило в тишине, то есть на фоне моего дыхания. Кричали ли они мне вслед, несмотря на отсутствие радио? Преследовали ли меня? Я не оглядывался; впрочем, это было бы непросто – посмотреть назад в космическом скафандре во время свободного полета в невесомости. Добравшись до шлюза, я не стал терять зря времени: ворвался внутрь, хлопнул по сенсору, люк закрылся, зашипел воздух, я открыл внутренний люк и сразу же заблокировал его притащенной из приборной дюралюминиевой плитой, после чего вернулся в кабину с работающим освещением и заменил свои пустые кислородные баллоны на полные. Лишь тогда на мгновение остановился – чтобы перевести дух, подумать. У меня шумело в ушах. Пульс, давление, страх.
Что делать, что делать, что делать? Кровь шла исключительно из прокушенного языка, я пока что не плююсь кровью из внутренностей, уже хорошо. Но время, время! И ведь они уже не поколеблются, не остановятся на полпути. Второй пилот, Инженер. Электронщик. И все же – что Капитан с Марабу…
Я еще раз хлопнул по сенсору внешнего люка – снова безрезультатно. Кто устраивает шлюзы внутри корабля? Горняки. Горнодобывающие корабли класса «акула» вгрызаются похожим на вилку корпусом в планетоид, постепенно интегрируясь в рабочее пространство внутри скалы; на время эксплуатационных работ такой корабль остается соединенным со штольнями и туннелями системой внутренних шлюзов. Значит, «акула». Что объясняло бы также горнодобывающий лазер, прожегший печень Первого пилота, и множество парящих повсюду вокруг каменных обломков и пыли – остатков высверленной и раскрошившейся породы.
Я зажмурился, чтобы не поддаться спешке, тиканью часов, отсчитывающих кислород и жизнь. Подарим себе немного роскоши – время на раздумья.
Значит, «акула», я в «акуле». Что произошло? Корабль догрызал какую-то магнетитовую гору, когда что-то сломалось, что-то пошло не так, случилась авария и потребовалась помощь. Они вызвали ближайший инженерный корабль. Прибыл «Беовульф». И тогда…
– Говорит Капитан. Я знаю, что вы меня слышите. Сейчас семь шестнадцать по бортовому времени. В восемь тридцать произойдет ядерный взрыв. Я перепрограммировал реактор одного из разбитых кораблей. У вас есть час и четырнадцать минут, чтобы вернуться на «Бегемот». Говорит Капитан. Те, кто услышал, пусть передадут остальной команде.