Старость аксолотля
Шрифт:
Курить мне не стоило: хватило одного легкого кашля, чтобы грудная клетка превратилась в шипастую камеру пыток. Навигатор застал меня, когда я, скорчившись в позе эмбриона, пережидал очередную волну боли. Выдавив себе из машины Флудса стаканчик йогурта на свежих бактериях, он поедал его ложка за ложкой, даже наслаждаясь кислым вкусом. Светлые волосы, все еще мокрые, липли к статному черепу Навигатора, оставляя в воздухе созвездия мелких капель. Он надел белые тренировочные штаны и белую футболку. Умывшись и переодевшись, успел бы еще обойти половину «Бегемота», но не мог
Он смотрел на меня скорее с любопытством, чем со страхом, – еще один безошибочный признак его молодости.
Чаши весов между нами должны были расположиться иначе, все-таки я его освободил, даровал ему жизнь, он был в полной моей власти. Но он уже чувствовал, уже знал, что все изменилось.
Я выпустил дым через нос.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
– Вот видишь, все-таки мне придется тебе поверить.
– Вы очень плохо выглядите.
– Да уж.
Замигали лампочки, «Бегемот V» протяжно застонал. Подобная дрожь проходит по кораблю несколько раз в сутки. Мы ее не замечаем, во сне поворачиваясь на другой бок, а если пишем, то лишь на секунду задерживая руку.
Подтянувшись ближе к столу, я хлопнул по сенсору пепельницы, и та с громким визгом проглотила пепел.
– Я хочу знать… тот сигнал в буе… ты все еще рассчитываешь, что кто-то появится?
Он ненадолго задумался.
– Нет, – он поколебался, прижимая к губе ложечку. – Вы закрыли лазарет. У нас раненые?
– Пассажир умирает. Смертельная доза излучения, не уверен, что исключительно из-за бури.
– А остальные? Они не вернутся от Астроманта?
– Остальных больше нет. Сумеем управлять «Бегемотом» вдвоем?
У него перехватило дыхание.
– Вы серьезно?
– У нас нет выхода.
– Все? Все? И Капитан тоже? И Первый?
Я медленно кивнул.
Он всматривался в меня, будто я одним этим жестом совершил массовую казнь.
– Вы мне все расскажете?
– Расскажу. Но сперва – так как, сумеем?
– Вы же сами знаете. Команда нужна для выставления курса, а также начальных и завершающих маневров. В остальном мы требуемся только в непредвиденных случаях.
– Выведешь корабль на курс?
– После бури?
– После бури.
Он потупил взгляд.
– У нас еще есть время.
– Нет-нет! Забудь про свои планы.
– А что? Проголосуете против?
– Ты погибнешь, если полетишь туда.
– Так сильно фонит? Я пережду шторм.
– В «жемчужине» у меня полно космоарта, Пассажир насобирал. Придется тебе этим удовлетвориться. Пойми, я не могу тебя отпустить – без тебя мне отсюда не выбраться.
Я положил перед ним оружие. Он скривился, будто капризный ребенок.
– Но почему? Туда прилетают и улетают, я же знаю. Что вы такое сделали?
– Каждый, кто войдет туда, погибнет. Марабу его убьет.
– Что?
Я достал из кармана сломанный ключ к Марабу, который повис над обшарпанным столом в виде двух неравных кусков.
– Я отдал приказ, и его уже никто не отменит. По крайней мере, до тех пор, пока Марабу вообще будет придерживаться каких-либо приказов.
Навигатор осторожно дотронулся до ключа черенком ложечки.
– Что вы сделали? – прошептал он.
– Это лишь временная страховка. Ибо нам так или иначе придется протолкнуть Астроманта. Для тебя есть дополнительная работа: найти как можно лучше скрытую орбиту, отклоняющуюся от старой орбиты Астроманта. Погоди! Ничего со мной не случилось, я не сошел с ума. Сам же видишь, что нам придется договориться, другой возможности нет. Я все тебе расскажу, ты поймешь. Естественно, мы затрем твой «бунт» из реестров, поменяем запись в бортжурнале. Ну, давай же, очнись. Хочешь кофе?
Я заварил кофе. Навигатор бдительно наблюдал за мной. Из распахнутых внутрь «Бегемота» коридоров в кают-компанию веяло сгущенной темнотой, в безлюдных модулях автоматически гасли лампы – но там, где прежде была меняющаяся, подвижная пустота обитаемого пространства, теперь висел гранитный вакуум одиночества, тысячи тонн вакуума, мы остались одни на корабле, одни, одни.
Я начал рассказывать, повернувшись спиной и зависнув над кухонным автоматом – и пока Навигатор не видел моего лица, пока не мог заглянуть в глаза, шло легче. Но все равно, когда я описывал Астроманта, меня стиснуло болью от поломанных ребер, и я прервал рассказ, дыша сквозь зубы; и это тоже было частью описания. Навигатор молчал. Не оглядываясь, я подтолкнул к нему термическую колбу. Я рассказал о Капитане, Инженере, их планах, безумствах. Я рассказал обо всем. Снова стало больно, и становилось все больнее. Но Навигатор должен был меня понять, это было самое важное. Я рассказал вплоть до последнего бредового видения в «жемчужине», вплоть до страшного приказа.
Я открыл глаза. Лампы дрожали в пузырях обжигающего зрачки света. Навигатор застыл с полуоткрытым ртом. Он хотел что-то сказать, но передумал. Хотел сказать что-то другое – и вновь взял свои слова обратно.
Наконец:
– Значит, вы, собственно, как Капитан. Охотнее всего уничтожили бы его без остатка, верно?
– Нет, не знаю, не так. – Как ему объяснить, чтобы он понял? – Капитан мог в самом деле утратить ясность мыслей под воздействием тяжелого излучения. Но он мог поступать так и по хладнокровному убеждению. Почему? Я думал об этом. Чтобы предотвратить войну.
Навигатор короткими глотками потягивал горячий напиток; сосредоточившись на кофе, он мог сосредоточиться на том, чего не видел, смотреть прямо на то, что было ему рассказано. Сквозь колбу, сквозь стол, сквозь стальные палубы.
– Если Солнечная система – в самом деле арена деятельности агентов Астроманта, которые исполняют непонятные команды с непонятной целью, ничего не зная друг о друге, распространяя по миру его цифровое карканье…
– Им даже не обязательно воспринимать друг друга как агентов. Если Астромант дает им изобретения, которых они иначе никогда бы не совершили, не дошли до них человеческой мыслью, как им отличить рецептуру прогресса от рецептуры катастрофы? Они не ведают, что творят; просто не могут знать, что творят.