Старосветские убийцы

Введенский Валерий

— Федор Максимович, а если депешу срочную послать? Ночью фельдъегеря поедут, мигом в Смоленск доставят.

Терлецкий ухватился за идею:

— Пошлите! Принесите бумагу и перо, кто-нибудь!

— Сию секундочку, — отозвался Рухнов. Вот и повод в кабинет войти. Зайдя, Михаил Ильич увидел сидевшего за бюро Митю. Молодой человек вытаскивал из ящиков листки и быстро просматривал. Интересно, что он ищет? Завещание? Вексель? Что-то еще?

— Дмитрий Александрович, пары чистых листиков не найдется?

Митя

недовольно обернулся, и Рухнов извиняющимся тоном пояснил:

— Федору Максимовичу для государственных нужд…

— Пожалуйста, пожалуйста, — смягчился юноша. — Возьмите с края.

— Благодарствую. — Взяв бумагу, Рухнов быстро вернулся в трофейную. Чуть самое интересное не пропустил.

— Ах ты, мерзавец! — Растоцкий подобрал брошенные Федором Максимовичем рисунки, долго рассматривал, не в силах поверить, что там изображена его любимая Маша! Не владея собой, Андрей Петрович схватил со стола бронзовый канделябр и метнул в голову юноши.

Тот успел уклониться, а запустить второй подсвечник Андрею Петровичу не дали подскочившие исправники. Тучин на миг испугался, но быстро принял свою обычную горделивую позу с чуть выставленной вперед правой ногой.

— Отвезли бы вы, Мария Андреевна, своего ненормального папеньку домой!

— Мой отец нормален! Это вы — сумасшедший! Как вы посмели такое рисовать?

Тучин пожал плечами.

— Не думал, что эскизы так вас заденут!

— Эскизы? — чуть не задохнулась девушка.

— Ну, конечно! К новой картине, «Страшный суд». Это будет шедевр! Он обессмертит и меня, а заодно и вас, Машенька. Я так долго искал, с кого бы написать блудницу!

Тоннер на всякий случай загородил Маше дорогу. Вдруг она снова бросится на Тучина! Вернее, Илья Андреевич в душе надеялся, что бросится и сама попадет к нему в объятия. Машенька долго молчала, а потом произнесла:

— Очень надеюсь, что Бог покарает вас за грехи раньше, чем вы успеете нарисовать эту картину. Поехали, папенька, время позднее! Маменька волнуется…

Илья Андреевич расстроился. Маша Растоцкая с каждой минутой нравилась ему больше и больше. В будущей жене Тоннер мечтал найти все сразу: и друга, и любовницу, и заботливую мать детям, и опору в трудную минуту. Маша казалась ему идеалом! Он решил завтра же к ней посвататься.

— Позвольте с вами — сейчас опасно на дорогах. — Митя вернулся в трофейную и подбежал к Маше. Она улыбнулась! И Митю словно в первый раз увидела: очень мил! И красив! Зачем она маменьку слушалась? Ну и ладно, что не богат. Богатый вон каким подлецом оказался!

— Спасибо, Дмитрий. — Маша снова улыбнулась. — С нами слуги, так что не беспокойтесь. — Девушка нежно взяла его за руку. — Увидимся завтра. Мы придем проводить покойных в церковь.

Митя просиял.

— Я буду ждать! До завтра!

— До завтра!

У Тоннера от ревности сжалось сердце, кровь прилила

к голове, отчего доктор покраснел. Он осмотрелся, но никто, слава Богу, этого не заметил. Илья Андреевич застыдился охвативших его чувств: и любви к Машеньке, и ревности к Мите.

Растоцкие со всеми попрощались, лишь Тучин демонстративно отвернулся, сделав вид, что разглядывает портрет Северской. Сочин, захватив депешу, уехал следом.

— А вдруг Роос ожерелье украл? — предположил Рухнов.

Киросиров обрадовался:

— Значит, убийца Роос!

— А может, он и с Элизабет встретился здесь не в первый раз, — продолжал Рухнов.

— Ее зовут не Элизабет, — вдруг сказал Тучин.

От неожиданности все уставились на него.

— А как? — вскочил генерал. — Что ты, мерзавец, знаешь? Говори быстро!

— Будете оскорблять, ничего не скажу!

— Тучин, если вы что-то знаете, говорите, — приказал Терлецкий.

— Я не знаю, я вижу, и странно, что вы не видите. Посмотрите на портрет Ольги Северской. Теперь закройте глаза и вспомните Елизавету. Все понятно?

Генерал помотал головой:

— Ничего не понятно!

— Вашу Элизабет зовут Катя, Катя Северская! Посмотрите, как она похожа на мать!

— Катя? — Тоннер подскочил к портрету. Действительно, нос, губы, уши и форма черепа почти идентичны. Глаза другие, но что-то в дочери и от отца должно быть!

— Ну и что? — спросил генерал. — Мало ли кто на кого похож? Штабс-капитан Дериглазов на Бонапарта походил, пленные французы ему честь отдавали. Чуть не поплатился за такое сходство! Отстал как-то от корпуса, ехал ночью один, нарвался на платовских казаков. Хорошо не повесили, решили в Петербург как подарок императору отправить.

— Полностью соглашусь с вашим высокопревосходительством, — вмешался Угаров, — но мы с Михаилом Ильичом кое-какие документы нашли…

Денис рассказал о справках и тетрадочке поляка.

— Илья Андреевич, вы что-либо понимаете? — спросил у Тоннера Терлецкий.

— Пока нет, надо подумать…

— Да что тут думать! — вскричал Угаров. — Катю объявили умершей, чтобы заполучить ее состояние. Анна Михайловна насильно отвезла девочку в монастырь, к родственнице. Наверняка принуждали постричься…

— Имущество новообращенных монастырю достается? — уточнил Терлецкий у вышедшего после службы из покоев князя отца Алексея.

— Как правило, да, — ответил священник.

— Вот именно, как правило! — опять вскричал Угаров. — По документам ее могли постричь не как Екатерину Северскую, а как какую-нибудь крестьянку. А Катю объявить умершей…

— Как вы смеете обвинять тетушку в таких гнусностях?! — подскочил к Угарову Митя.

— Василий Васильевич семью разорил, имение отцовское проиграл, забыли? — не растерялся Денис. — А это поместье — лакомый кусочек, пять тысяч душ!