Старплекс. Конец эры (сборник)
Шрифт:
— В смысле, ты — живое существо. Как и я. Чёрные люди, белые люди, все люди, все животные, все растения. Мы — живём.
— Ага.
— Но вирусы — нет. Они не живут в научном смысле этого слова. Они должны захватить кого-то просто для того, чтобы существовать. Это их единственная цель. Это не вопрос выбора — делать это или не делать. Это просто то, что они делают. Одна и только одна вещь, которую они могут делать. Быть вирусом означает быть повёрнутым на завоевании — в силу самого определения вируса.
— Это интересная теория, но…
— Это не просто теория. Я видел их военные манёвры.
— Что бы ты ни видел, ты мог это неправильно интерпретировать.
Бессилие бесило. У меня вся сцена была записана на микрокамеру, но мы не могли просмотреть запись, пока не вернёмся в двадцать первый век.
— Да говорю же тебе, это правда, — сказал я. — Они используют динозавров для нападения на бронемашины.
— Динозавры вместо танков?
— А что? Биологические танки сами себя ремонтируют и сами себя производят, а хеты управляют ими напрямую, подчиняя их мозг. — Я развернул свою кушетку и сел на неё сбоку. — Ты изучал физиологию динозавров; ты знаешь, что это совершенные машины для убийства. Они невероятно сильны — челюсти теропода способны перекусить стальную трубу, а их нервная система настолько проста, что они даже не узнают, что смертельно ранены, пока не положат десяток противников. Эти существа рождены, чтобы сражаться.
Кликс покачал головой.
— С кем они вообще могут воевать?
— Без понятия. Я не думаю, что они ведут войну за Земле. Я видел, как они грузят яйца динозавров на корабль. Думаю, они увозят их туда, где идёт война. Я думаю, куда-то, где растительность синяя и оранжевая.
— Что?
— Цератопсы, которых я видел, были раскрашены в эти цвета. Полагаю, камуфляж.
Кликс изумлённо покачал головой.
— Но ты не знаешь, с кем они воюют?
Это был хороший вопрос, и это меня раздражало.
— Вариантов масса, — ответил я слишком поспешно; по моему тону становилось совершенно понятно, что хорошего ответа у меня нет. — Возможно, другой вид марсиан. Или какие-нибудь формы жизни на одном из спутников Юпитера.
— Это вряд ли, Брэнди. Ни на одном из этих спутников условия среды ни в малейшей степени не похожи на земные, и я не могу себе представить взвод тираннозавров в космических скафандрах.
— Гмм. Не подумал об этом.
Мы несколько секунд помолчали.
— Есть ещё один вариант, — сказал Кликс медленно, будто поддразнивая.
— Да?
— Может существовать землеподобная планета между Марсом и Юпитером. Там, где в наше время астероиды. При наличии парникового эффекта температура на ней может быть вполне приемлемой. — Он налил в пенопластовую кружку воды и засунул её в микроволновку.
— Всей массы пояса астероидов не хватит на сколько-нибудь приличную планету.
— Слушай, я просто пытаюсь проникнуться духом твоих заблуждений. — Он побарабанил по сенсорной панели управления микроволновки, которая запищала в ответ. — В финальной битве хеты применят аннигиляторы и обратят три четверти массы вражеской планеты в энергию. Или просто разнесут планету на куски, и большая их часть попадает на Юпитер или на солнце или будет выброшена за орбиту Плутона. — Его сросшаяся бровь встала домиком. — Кстати, мне только что пришло в голову, что это объясняет одну вещь, не дававшую мне покоя. Мы всегда полагали, что следы водяной эрозии на Марсе невероятно древние и возникли за миллиарды лет до времени, в котором мы находимся. Однако по сути единственным свидетельством их большой древности является обилие покрывающих их метеоритных кратеров. Мы предположили некоторую разумную скорость накопления кратеров и на её основе заключили, что следы эрозии очень стары. Так вот, после разрушения астероидной планеты Марс должен был подвергнуться интенсивной метеоритной бомбардировке, из-за чего признаки водяной эрозии стали казаться значительно старше, чем они есть на самом деле. Это объяснило бы, каким образом вода на поверхности Марса существует прямо сейчас.
Кликс улыбался, однако в его словах был смысл.
— Точно! — воскликнул я. — Ведь марсиане спрашивали нас о пятой планете, и удивились, когда я им сказал, что это Юпитер. — В эту эпоху Юпитер — шестаяпланета. — У меня закружилась голова. — Бог ты мой, ведь это объясняет, зачем им понадобилась Земля.
Микроволновка пискнула.
— Не поспеваю за твоей мыслью, Шерлок, — сказал Кликс.
— Земля имела бы стратегическое значение в такой войне, — сказал я. — Когда Марс находится по разные стороны от солнца с… с астероидной планетой, а Земля — по одну, то атаковать удобнее с Земли.
— «Астероидная планета», да? — Кликс засмеялся. — Надо ей дать какое-нибудь название получше.
— Хорошо. Как насчёт…
— Не так быстро. Ты дал имя второй луне, помнишь? Теперь моя очередь.
Тут он был прав.
— Ладно.
Кликс почесал в затылке.
— Как насчёт…
— Насчёт чего?
Его ухмылка сползла с лица.
— Да так, — сказал он, делая вид, что поглощён засыпанием растворимого декофеинизированного кофе в исходящую паром чашку. — Решу потом. Утро вечера мудренее.
Он хотел назвать планету Тэсс, это к бабке не ходи. Я был совершенно не против, но не хотел бы ему об этом говорить. Кликс продолжал:
— Это была война на уничтожение, Брэнди. Марс обратился в пустыню. От родного мира другой стороны остались одни обломки.
— То есть ты понимаешь, что мы не можем взять хетов с собой в будущее?
Кликс покачал головой.
— На этот счёт не уверен. Ты всё ещё не убедил меня в своей вирусной теории…
— Блин, да не моя это теория. Хет сам мне сказал.
— И к тому же, если вид, ведущий войны, ты автоматически исключаешь из списка приличных, то помаши человечеству ручкой. Плюс, они уже дважды добровольно покинули наши тела.
— Им пришлось, — сказал я. — Их мучает клаустрофобия, когда они находятся в одном и том же теле слишком долго; им нужно постоянно подчинять новых существ. — Кликс закатил глаза. — Это правда, — сказал я. — Хет мне рассказал. Нет, правда, они же знали, что мы пробудем здесь три полных дня; так долго болтаться по округе в наших телах для них, должно быть, всё равно, что для нас — застрять на неделю в аэропорту. Конечно, они вышли из нас; они знали, что всегда могут войти снова, если не добром, то силой.
— Ты во всём выискиваешь самый плохой вариант, — сказал Кликс.
Теперь глаза закатил я.
— Эти существа могут распасться на такие маленькие компоненты, что ты их не разглядишь и в электронный микроскоп. Как только они окажутся на Земле двадцать первого века, загнать джинна в бутылку будет уже невозможно. Решение взять их с собой в будущее необратимо, как решение открыть ящик Пандоры.
— Двусмысленная метафора, — сказал Кликс. — Кроме того, решение оставить их здесь точно так же необратимо. У нас лишь одна возможность спасти хетов.