Старплекс. Конец эры (сборник)
Шрифт:
— Это просто радиостанция.
— Радио?
— Э-э… средство связи, основанное на электромагнитном излучении.
Троодон постучал по консоли изогнутым когтем. Его, казалось, заинтересовал пластик «под дерево», которым были отделаны края устройства.
— У нас есть такая связь. Но с кем вы связываетесь? Ваше радио работает сквозь время?
— Нет, нет. Это просто обычное радио. Наш корабль времени был сброшен с вертолёта — это такое летающее устройство. С помощью радиостанции мы связывались с пилотом вертолёта и с Чинмэй — изобретателем машины времени — на наземной базе. База находилась за много километров оттуда, в Тиррелл-Филд-Стейшен. Радиостанция также ретранслирует сигналы ручных коммуникационных устройств и радиомаяка. А, ещё она принимала спутниковые сигналы, по которым определяла наше точное местоположение в момент сброса с вертолёта — это очень важно для того, чтобы Заброска удалась. Она также может послать сигнал на спутник системы спасения, если мы вернёмся в своё время не в том месте, где нас ожидают. Хотя, как нам сказали, вероятность этого очень мала. — Я указал на помаргивающую индикаторами панель. — Вообще-то нам не нужна такая навороченная модель, но одному из наших спонсоров понадобилась реклама именно этой марки. Нас никто особо не спрашивал.
— Очень странную культуру вы имеете, — сказал троодон.
Я вымученно засмеялся.
— Это точно.
Кликс вернулся в лагерь вскоре после заката и припарковал джип так, чтобы на рассвете он оказался в тени кратера. Мы с троодоном встретили его внизу, на грязевой равнине. Я поднял руку с зажатой в ней банкой пива, повернув её так, чтобы была видна неповреждённая крышка. Он расстегнул нагрудный карман куртки и вытащил из него пару твинки. Они были немного помяты — с твинки этого трудно избежать, но определённо не имели признаков того, что их преднамеренно раздавили.
Троодон болтался вокруг ещё несколько часов, не давая нам с Кликсом поговорить. Маленький динозавр помог нам собрать ветки болотного кипариса, и мы разложили небольшой костёр и зажарили стейки. В этот раз говяжьи — пахицефалозавра мне больше не хотелось. Идея термической обработки пища оказалась для хета в новинку, и он попросил нас скормить кусочек своему носителю. Кусок отличного филе долларов на пятьдесят оказался троодону на один укус. По словам хета, по вкусу он напоминал землеройку — насекомоядные были одной из немногих групп млекопитающих, уже существовавших в эту эпоху.
Было тепло, хотя солнце уже давно зашло. Мы сидели вокруг костра, и я следил за пляской его огня в огромных глазах динозавра. Троодон не обращал внимания на наше театральное зевание, так что в конце концов Кликс заявил напрямую:
— Теперь нам пора спать.
— О, — ответил хет и, не сказав больше ни слова, скрылся во тьме. Мы с Кликсом загасили костёр и полезли наверх к кораблю. Как только мы оказались внутри жилого модуля, я повернулся к нему.
— Кликс, — сказал я. Наконец-то нас никто не подслушивал. — Мы не можем взять хетов в наше время.
— Почему?
— Потому что они — зло.
Кликс уставился на меня, как на полного, неразбавленного лунатика; у него даже челюсть отвисла от удивления.
— Я серьёзно, — сказал я. — Они ведут войну.
— Войну?
— Да! Троодон, который пришёл со мной, подтвердил это.
— С кем они воюют?
— Я не знаю. Он не сказал.
— А из-за чего?
— Хеты хотят поработить тех, с кем воюют.
— Поработить?
— Влезть им в головы; заставить делать то, что нужно хетам.
— Хет сказал тебе это?
— Да.
— Почему бы он стал тебе такое рассказывать?
— А почему не стал бы? Кликс, ты что, не видишь, что это единое существо, ульевое сознание? Эти комки слизи сливаются и делятся памятью. Идея обмана одного индивидуума другим им чужда. Единственное, что про них можно сказать хорошего, это то, что они патологически правдивы.
— Они кажутся вполне безвредными.
— Они вирусы, — сказал я.
Кликс снова непонимающе посмотрел на меня.
— Вирусы? В метафорическом смысле?..
— В самом прямом. В их основе — вирусы; они состоят из нуклеиновых кислот, но не могут расти или размножаться сами по себе. Они должны населить живого носителя. Только так они сами могут стать по-настоящему живыми.
— Вирусы, — медленно повторил Кликс. — Да, думаю, это объясняет, как им удаётся просачиваться сквозь кожу. Вирусы для этого достаточно малы.
— Но разве ты не понимаешь? Вирусы — зло.
Во взгляде Кликса ясно читался вопрос: «Что ты сегодня курил?».
— Вирусы — это просто кусочки химических соединений, — сказал он.
— Именно. Кусочки запрограммированных инструкций, как подчинить живую материю и заставить её производить такие же вирусы. Вирусы всегда вредят своим носителям.
— Полагаю, так.
— Они вредят носителям по определению. То, что хорошо для вируса, никогда не хорошо для клетки, в которую он проникает.
— И ты хочешь сказать, что раз хеты имеют вирусную природу, то это определяет всю их психологию?
— Я не утверждаю, что может быть только так. Но в данном конкретном случае эволюция пошла именно этим путём: хетами движет страсть к порабощению. Ты слышал, что они сказали про розетту из звёзд: «Оно нас бесит». Их бесит тот факт, что где-то существует жизнь, до которой они не в силах дотянуться, которую не могут поработить.
— Я не знаю, Брэнди. Всё это как-то притянуто за уши.
— Чёрт возьми, это правда! Хет сам мне сказал.
— Прямо вот этими словами?
— Нет, не прямо этими.
— Знаешь, Брэнди, ты решил это рассказать не тому человеку. Эти рассуждения про вирусную природу звучат так, будто ты уже сделал вывод о злобной сущности хетов и теперь подводишь под этот вывод научную базу. Моему народу такой способ мышления в своё время принёс много несчастий.
— Ну подумай сам, — сказал я, — ты живёшь.
— Спасибо и на том.