Старплекс. Конец эры (сборник)
Шрифт:
Я отвернулся в сторону; мои веки были плотно сомкнуты, чтобы не дать пролиться слезам. Так я просидел минуту, потом вторую. Я не знал, что сказать, что делать, о чём думать. Я вытер глаза, высморкался и повернул лицо к Кликсу. Он выдерживал мой взгляд всего секунду, но за эту секунду я успел понять, что он говорит правду, и, хуже того, что он жалеет меня. Он встал и отнёс свою кружку в мусорное ведро.
Ещё тридцать восемь часов, думал я. Тридцать восемь часов до возвращения. Не знаю, как я их выдержу, находясь наедине с ним и с моими воспоминаниями о ней…
Была ночь. Время спать. Мне придётся принять снотворную пилюлю, или я проворочаюсь в постели до утра, мучимый тем, что Кликс только что мне сказал.
Я потянулся за пижамой.
— У тебя ещё есть работа на сегодня, — сказал Кликс.
Я посмотрел на него, но не нашёл в себе сил, чтобы произнести хоть слово.
— Фотографирование ночного неба.
Да, точно. Это надо было сделать ещё вчера, но было пасмурно. Я вышел в дверь номер один, но вместо того, чтобы спуститься вниз по пандусу, поднялся по короткой лестнице, наклонённой под углом сорок пять градусов, наверх, в инструментальный купол. Во время тренировок у меня от этого подъемов по этой лестнице всегда болели ладони, на которые приходился весь мой вес, но в пониженной гравитации никаких неприятных ощущений не было.
Инструментальный купол был примерно двух метров в диаметре и сделан из бронестекла. Несколько камер смотрели в разных направлениях сквозь его прозрачные стены, а вертикальная щель, как в обсерватории, пропускала мезозойский воздух к установленным внутри анализаторам. Щель автоматически закрывалась, когда начинался дождь.
Несколько автоматических камер делали снимки неба, ещё одна отслеживала движение солнца в течение дня. Но некоторые фотографии из тех, что Доминионская Астрофизическая обсерватория [51] попросила нас сделать, не могли быть получены в автоматическом режиме, и это были традиционные фотографии неба с большой экспозицией. Дело в том, что наши автоматические камеры были серийными потребительскими моделями, и ни в одной из них максимальная длительность автоматической экспозиции не превышала шестидесяти минут. ДАО хотела снимки с четырёхчасовой выдержкой, и для этого требовалось человеческое вмешательство.
51
Канадская правительственная обсерватория в Британской Колумбии. (Прим. перев.)
Сначала я хотел взять для этой цели свой «пентакс», но когда я спросил того типа из страховой компании, действует ли их страховка, если застрахованное имущество отправляется на 65 миллионов лет в прошлое, он ответил, не раздумывая: «Прошу прощения, мистер Теккерей, это означало бы, что потеря или повреждение имущества произошло вне срока действия вашего полиса». Вот так. В конце концов, мы позаимствовали модную электронную камеру в Маклугановском институте Университета Торонто. У неё тоже была короткая автоматическая экспозиция, но зато был и ручной спуск, так что я сделал то, что делали поколения астрономов-фотографов до меня: установил камеру в темноте, обтянул корпус резиновым кольцом, прижимавшим кнопку спуска, и осторожно снял колпачок с объектива.
В результате должна была получиться фотография звёздного неба — электронная, разумеется, поскольку это была бесплёночная камера — на которой дуги изображали пути звёзд по ночному небу. Общий центр этих дуг укажет положение северного полюса. Также на этом фото будут тонкие штрихи метеоров. Их количество позволит оценить, насколько замусорено обломками околоземное пространство, а длина дуг при известной длительности экспозиции даст точное значение продолжительности мезозойских суток.
Я понажимал крошечные пупырышки на наручных часах — такая система управления всегда казалась мне удивительно неудобной — и настроил будильник на срабатывание через четыре часа; примерно в три часа ночи местного времени я должен буду встать и закрыть объектив камеры колпачком.
Я спустился по лестнице и вошёл через дверь номер один в жилой модуль. Кликс подошел ко мне.
— Вот, — сказал он, протягивая кружку с водой и серебристую снотворную пилюлю. Я молча взял их у него.
Между нами возникла долгая пауза, в течение которой мы оба обдумывали слова, которые сегодня друг другу наговорили.
— Она любила тебя, — сказал Кликс, наконец. — Она очень любила тебя много лет.
Я отвёл глаза, кивнул, и проглотил горькую пилюлю.
Обратный отсчёт: 2
Я, как, полагаю, и большинство людей, помню свои сновидения, только если просыпаюсь в их середине. Мне снилась Тэсс, её буйная копна рыжих волос, умные зелёные глаза, тонкая, почти девичья фигура. Но это не была Тэсс Теккерей, моя жена. Нет, это была возрождённая Тэсс Лунд — имя, ушедшее в небытие много лет назад, но теперь вызванное оттуда снова актом развода.
Тэсс лежала на постели голая, и свет двух лун играл на её лице в форме сердца — надменная Луна, сопровождаемая вертлявым Триком. Кто-то лежал в постели рядом с ней, но это был не я. Но и не какой-то незнакомец, что, наверное, было бы не так беспокойно видеть. Нет, сильные смуглые руки, обвивавшие её бледную талию, принадлежали профессору Майлзу Джордану, бонвивану, уважаемому учёному, моему другу. Моему лучшему другу во всём мире.
Я рассматривал их, как бесплотная видеокамера, через окно её спальни. Спальня изменилась с тех пор, как Тэсс делила её со мной: мебель стала богаче и утончённее. Нашу старую кровать королевского размера сменило викторианское сооружение с пологом на четырёх столбиках. Полог, сшитый из страховых и пенсионных контрактов, высоко поднимался на толстых тёмных столбах, вырезанных из цельных стволов чёрного дерева.
Тэсс говорила с Кликсом своим глубоким сексуальным голосом, совершенно неожиданным в её хрупком теле. Она рассказывала ему про меня, делясь с ним моими самыми глубокими, самыми тёмными секретами — бесконечная процессия унижений, поражений и позора. Она рассказала о моём увлечении кузиной Хизер и об отвратительной сцене, которую она устроила мне на глазах у всех, когда и напился на свадьбе её брата Дугала и начал к ней приставать. Рассказала о том, как меня в возрасте тридцати четырёх лет поймали на выходе из магазина с дебильным порножурналом, который я просто не смог заставить себя показать на кассе. Рассказала о той ночи, когда меня избил грабитель на Аллее Философов позади музея, а найдя в моём бумажнике фотографию матери, заставил меня её съесть.
Кликс внимательно слушал всё, что ему рассказывала Тэсс, вещи настолько скрываемые, настолько личные, настолько приватные, что доктор Шрёдер позволил бы выдрать ему все зубы, лишь бы услышать их от меня, лежащего на его виниловой кушетке. Кликс слушал секреты, которые были мои и только мои и которые я собирался унести в могилу. Он знал теперь все закоулки моей души. Мысль о том, что он будет жить, зная обо мне такое, имея надо мной такую власть, была невыносимой…
Би-и-и-п!