Ставка на невинность
Шрифт:
Я начинаю закипать.
Ни в пять двадцать, ни в пять двадцать пять ситуация не меняется.
Озверевшая я вызываю такси.
В половине шестого, садясь в такси, я предпринимаю последнюю попытку дозвониться до Бергмана, и, о чудо, он отвечает.
– Ты где? – склочно спрашиваю я. – Мы уже опаздываем. Я в такси. Тебе адрес сбросить?
– Левина, понимаешь… Я замотался…
– Понимаю, Бергман. Я все прекрасно понимаю, – цежу я. – Штык-нож, наверно, заржавел.
– Ян, я,
– Да что ты говоришь? – шиплю я. – Ну ты и козел!
Я смачно хлопаю дверцей такси, и водитель оборачивается ко мне, чтобы высказаться, но наталкивается на мой свирепый взгляд.
– Полегче, – злится Бергман на том конце провода. – Что там такого важного в этой встрече, что без меня не обойтись? Некому курицу доесть?
– Абсолютно ничего. Там только будет моя троюродная сестра беременная от Лосева и сам Лосев, написывающий мне каждую ночь. И некому будет меня удержать от разрушения будущей семьи «поэта».
Я отключаюсь и злобно зыркаю на таксиста:
– Претензии?
– Переживу, – отворачиваясь бурчит он.
У меня внутри все клокочет.
Что там может быть такого важного?
Я тебе такие вопросы не задавала, когда ты тащил меня на хоккей!
Приезжаю я взвинченная и минут десять на морозце остываю, потому что есть у меня ощущение, что, как только Наташка что-то ляпнет, а она ляпнет, я сорвусь.
Ну и точно. Стоит мне позвонить в дверь, как мне мгновенно открывают.
Разумеется, Наташа.
Сто пудов углядела меня в свете подъездного фонаря и караулила, прислушиваясь к лифту.
– Я-а-а-на, – гундосит она, выставляя мне под нос еще не максимальный, но уже вполне себе живот, на который складывает руку с колечком. – Ты чего так долго стояла на улице? Твой парень не пришел, да?
Глава 37. Гром
Вызвериться мне не даёт появившаяся в прихожей тётя, Наташина мама:
– Давай, давай, разувайся быстрее, только тебя и ждали, – поторапливает она меня.
Ага. Быстрее. Наташа, как спецом, везде свой живот выпячивает: ни к вешалке подойти, ни к зеркалу. Видишь же, что тесно. Ну, отчаль ты от причала, все равно помощи от тебя никакой.
– Ну, Ян, не расстраивайся, – мерзко тянет она. – У тебя тоже однажды будет ребёночек … если повезёт.
Господи, дай мне сил!
Чихать я хотела на твою беременность. Только не разговаривай со мной, Христа ради!
– Наташ, посторонись, – не выдерживаю я ещё через пару минут бесплодных попыток добыть тапки или пристроить подарок, чтобы не оттягивал руки.
– Все-таки тебе больно, – с надеждой произносит это дурища.
– Нет,
– Нельзя быть такой грубой, – выпячивает она губу.
И не двигается с места.
А в глазах предвкушение.
Бля, сколько её помню, она всегда такая была.
Ей нужна сраная драма, причём такая, как в сериале на канале «Россия». Всю дорогу выискивает, как бы эту драму в свою скучную жизнь привнести. Жизнь-то эту надо раскрашивать. Другие же способы её почему-то не интересуют.
У неё и подруга осталась всего одна. Ну как подруга… Они с ней три года тягали одного парня поочерёдно в свою постель. Чего было… Вырванные волосы, скандалы, гадалки, привороты… А потом помирились, когда он женился на бывшей однокласснице.
И вот сейчас у Наташки наконец триумф! Момент славы, можно сказать.
Это же идеально: она невинная разлучница, от большой любви дававшая по средам командированному парню сестры, залетевшая божественным чудом, не иначе, и теперь вынуждена терпеть придирки злобной брошенки.
Только драма эта интересует лишь её, а надо, чтобы включилось побольше народа. Желательно все.
Но она догадывается, что, если всплывут подробности истоков её счастливой любви, все будет выглядеть не так радужно, поэтому ссыт и пытается ковырять меня втихую, чтобы я, как единственная в курсе, проникалась и не забывала ни на минуту, кто тут есть кто. Наташа – победительница, а я – неудачница.
– Нат, – прищурившись недобро, предупреждаю я. – Будешь нарываться, я тоже молчать не стану.
Наташа собирает губы в куриную жопку, но по глазам вижу, что не удержится и будет ещё лезть.
Ну и точно.
Прижухшую поначалу, за столом её начинают раздирать, и мелкие подколки сыплются одна за другой. Тяжко Наташе. Мало того что она не пьёт, и общая тема беседы ей неинтересна, так она ещё и не жрёт, изображая токсикоз, бегает каждые десять минут к форточке.
Мужики, может, и верят, а женщины за столом косятся с удивлением, даже Наташина мама. Делаю вывод, что весь спектакль для меня.
До кучи Наташу с её пузом усадили на табуретку с торца стола. Ну, чтобы ей не приходилось каждый раз подниматься, когда мужчины выходят курить, ну и чтобы, опять же, со своим «токсикозом» могла рвануть к окну или в туалет. И, оказавшаяся на отшибе, лишённая внимания, она звереет.
Как ни маши рукой с кольцом в стиле «все булочки свежие», почему-то главная тема – мамин день рождения, а не она. Да ещё и Лосев оказывается за столом напротив меня и мешает мне наслаждаться маминой пюрешкой с солёными помидорками.