Ставрос. Падение Константинополя

MadameD

На мгновение Леонарду представилось, что Феодора и Феофано погибают страшной смертью; потом он представил их в руках Валента Аммония, и это показалось еще страшней.

А Фома Нотарас? Его слезливое письмо ничего не значило! Именно такие люди в Риме становились самыми страшными тиранами, когда им развязывали руки!

– Я не знаю, что будет с ними, - серьезно сказал Леонард. – Я не в силах об этом думать, - прошептал он, прикрыв глаза.

Мелетий улыбнулся и, наклонившись к другу, положил руку на его обнаженный локоть.

– Я все же думаю, что ты можешь еще прожить долго, - сказал он. – Главное –

захотеть этого. Я ведь знаю, что истинные герои, вроде тебя, каждый день внутренне готовят себя к смерти, - покачал головой киликиец. – Потому они себя и выдают. У тебя, я давно заметил это… сильна воля к смерти, как у прирожденного воина.

Оба на некоторое время замолчали: Мелетий - оценивая положение, а Леонард просто с мрачной безысходностью. Потом опять заговорил хозяин дома.

– Конечно, сейчас ты опасаешься Констанции, - сказал Мелетий. – Но пока не бойся. Я почти уверен, что она не догадалась, хотя, конечно, с самого начала зачислила вас в еретики… Но моя супруга всегда была хуже осведомлена о делах Византии, чем я. Ты же знаешь, женщина всегда женщина.

Он посмотрел на Леонарда.

– Ее мысли больше всего занимает собственный дом.

Леонард безмолвно кивнул.

– Ты прав в том, что моя жена с самого начала крепко невзлюбила вас, и поняла, что вы скрываете правду о себе и самим своим существованием угрожаете святому престолу римской церкви… но, я думаю, Констанция еще долго не осмелится тронуть вас, хотя и желала бы, - усмехнулся Мелетий.

– Почему? – спросил Леонард напрямик.

– Потому что мать наша церковь – безжалостная и слепая мать, - вздохнул Мелетий: он перекрестился католическим крестом, посмотрев своими светлыми глазами в высокое синее небо. – Слава богу, что я так неблагонадежен! Даже несмотря на то, что род Моро стар, богат и поддерживает курию, всем в Ватикане известно, какой я плохой католик и каковы мои друзья. Нас, однако, не трогают, пока мы не возмущаем спокойствия… и пока Ватикану выгоднее дружить с нами, чем святой водой и огнем изгонять из нас дьявола. Ты ведь сам знаешь, какое это прибыльное дело, – еретиков, как и следовало ожидать, более всего обнаруживается среди состоятельных и влиятельных людей.

Мелетий посмотрел на критянина смеющимися глазами Эзопа*.

– Вы можете стать последней каплей, которая переполнит чашу терпения церковников, - сказал он. – К счастью, моя жена не настолько фанатична, чтобы разучиться трезво думать, что случается со многими папистами. Если Констанция донесет на вас в церковный суд, это погубит нас самих и наших детей, особенно потому, что мы богаты и оставили детям порядочное наследство, - вздохнул киликиец.

Леонард разволновался.

– Мелетий! На что я обрек тебя, - воскликнул он вполголоса. – Прости…

Мелетий вскинул руку.

– Ты этим оскорбляешь меня! – воскликнул он, сдвинув седые брови. – Ни слова больше!

Седовласый Мелетий выпрямился и, вдруг утратив мирный благолепный вид, стал словно бы сильнее и значительнее.

– Я сам себя обрек, - сказал киликиец с какой-то даже горделивостью. – И давно пора. Но мы еще повоюем!

Леонард встал.

– Однако, если этого не сделает Констанция, - произнес он, - это может сделать кто-нибудь другой!

– Из моего дома – никто, - быстро и убежденно

ответил Мелетий. – Все мои слуги, родившиеся или долго жившие здесь, понимают, что значит Ватикан, лучше тебя! А со стороны… все-таки все мы были очень осторожны, особенно потому, что сразу поняли друг друга, - усмехнулся киликиец. – Нет, мой дорогой Одиссей… или Гектор, - закончил он. – Думаю, что ты вовремя приехал в Рим и вовремя его покинешь. И успеешь насладиться своей возлюбленной.

Он улыбнулся с легкой завистью человека, который сам не испытал подобного вулканического чувства – будучи попросту иначе устроен.

– Я искренне рад за вас. Мне еще не доводилось встречать женщин, подобных твоей московитке, - и не сомневаюсь, что Феофано гораздо…

Мелетий осекся.

Конечно, он подумал о том, что одно время повторялось всеми, до кого донесся слух из-за моря, - будто бы Феодора и Феофано диас, любовницы-соратницы, как в древнем Лакедемоне. И, узнав обеих даже немного, готов был поверить этой молве.

Леонард знал, что сам Мелетий имел куда менее невинные пристрастия, чем две подруги-амазонки, - к юношам. Мужеложство, имевшее совершенно итальянский характер: не любовь, порожденная суровыми военными буднями, а распущенность.

Их с Мелетием дружбе это, однако, никогда не мешало.

Мелетий неожиданно помрачнел: он спрятал руки в длинные рукава белой рубашки и скрестил их на груди – таким же движением, как Леонард; только у него это вышло как у черепахи, убирающейся под панцирь.

– Цецилия… она убита? – спросил он вдруг. – Ее дети знают?

Леонард долго молчал. Кто мог навести Мелетия на такую мысль? Он подозревал, что Мелетий встречался с…

– Может быть, и так, - наконец сказал критянин. – Мне неизвестно, как умерла Цецилия Гаврос.

Мелетий кивнул.

– Все равно что убита, - усмехнулся он. – Я догадался, что все семейство Аммониев перешло на сторону турок, кроме этих двоих, брата и сестры… София бежала из гарема, не так ли?

– Так, - ответил Леонард. – Но из Аммониев не все предатели.

И он коротко пересказал Мелетию то, что уже нечего было скрывать. Мелетий слушал очень внимательно, кивал; и, казалось, цепкий его ум с каждым словом Леонарда приобретает все больше зацепок, за которые может ухватиться.

Потом Мелетий спокойно встал и одернул свою длинную рубашку: на ней были вышиты серебром лики каких-то святых с нимбами.

– Я очень признателен тебе за этот рассказ… наконец-то ты утолил мое любопытство, великий путешественник и сказитель, - он покосился на Леонарда снизу вверх. – Я все эти недели ждал от тебя хотя бы малой правды о вас и о нашей империи.

Леонард улыбнулся.

– Прости, если можешь… мне следовало открыться сразу.

Мелетий отгородился от извинений рукой.

– Я все понимаю… понимаю, дорогой друг. Но теперь идем, нам нужно спешить. Констанция, конечно, уже увидела, что нас нет.

Он помешкал, стоя лицом к лицу с Леонардом, - может быть, им еще долго не представится случая поговорить по душам!

– И я никогда не забуду, чем обязан тебе, - наконец произнес киликиец.
– Если бы не ты, я не нажил бы себе богатства и не женился на столь знатной госпоже, как Констанция, - улыбнулся Мелетий. – Ты ведь сам понимаешь, какая это…