Ставрос. Падение Константинополя

MadameD

Когда разговор иссяк, Александр захныкал и попросил у отца пить. Патрикий налил ему полную глиняную чашку чего-то, что казалось простой водой, из своей большой фляги, прицепленной к поясу. Потом предложил жене.

Видя, что сын выпил с жадностью, Феодора с некоторой опаской выпила тоже – это в самом деле была вода, подкисленная и подслащенная: конечно, чтобы обеззаразить.

– Благодарю, - сказала она, утерев губы.

Потом отвернулась и сказала:

– Мне рассказать о себе нечего… ты все и так знаешь.

–

Конечно, я знаю все внешнее, что происходит с тобой, - согласился патрикий. Он ласково улыбнулся, прищурив серые глаза. – Знаю, что потаенные движения души ты приберегаешь для Метаксии и своего теперешнего мужа, - и не настаиваю на твоей исповеди, хотя очень желал бы…

– Я расскажу о старших детях, - вздохнув, ответила московитка.

Она рассказала, как поживают оставшиеся с ней дети, - патрикий вежливо слушал, кивал; но, казалось, воспринимал Варда и Анастасию теперь отвлеченно, как существа, навеки отделенные от него. Анастасия, конечно, девочка, и никогда не пользовалась такой любовью отца, как сыновья; ну а Вард…

Феодора замолчала, чтобы не сказать слишком много.

Некоторое время разведенные супруги сидели рядом, не произнося ни слова, - а потом она спросила Фому:

– Как думаешь ты быть теперь? Ведь такое положение не может продолжаться вечно!

– Вечно? Нет, разумеется, - благожелательно ответил патрикий. – Никто из нас не вечен, моя дорогая, и рано или поздно кто-нибудь умрет первым…

Феодора закрыла лицо руками.

– Ты издеваешься надо мною?

– Нет, - возразил патрикий. – Не больше, чем ты надо мной, любовь моя… и чем судьба посмеялась надо всеми нами.

Они на некоторое время опять замолчали. Потом Фома Нотарас первым встал, увлекая за собой Александра.

– Вижу, что быть здесь для тебя мучительно… мы пока что все сказали друг другу: так распрощаемся.

Феодора, опомнившись, бросила взгляд на сына.

– Когда ты опять привезешь его ко мне?

– Когда будет удобно нам обоим… может быть, недели через две, - ответил патрикий, глядя мимо нее и рассеянно поглаживая мальчика по светлой макушке. – Но я буду исправно уведомлять тебя обо всем, что происходит со мной и с сыном.

Феодора кивнула. Она понимала, что скоро наступит время, когда кто-нибудь из них не выдержит таких опасных, почти преступных встреч, сопровождающихся только пустыми разговорами: настоящее содержание у бесед родителей может появиться только тогда, когда они вместе растят свое дитя, деля радости и горести. И сам ребенок рос и умнел, требуя объяснений! Христианская заповедь, нарушенная ими всеми, мучительно била по ним всем.

Патрикий позволил бывшей жене обнять и поцеловать сына на прощанье; ей было очень неловко, и ребенку тоже. Феодора пожала слабую детскую ручку и, посмотрев ромею в глаза, поклонилась.

Он кивнул в ответ, не двигаясь с места.

Отчего-то

Феодора ждала, что патрикий выйдет первым, избавив ее от стыда… но потом поняла, как это глупо: ведь снаружи ждала ее охрана! Разве смогут Филипп и другие спокойно выпустить похитителя ее сына, даже если прежде этот человек был им господином?

А ждут ли они там все еще?..

Феодора схватилась за кинжал и выдернула его из ножен; потом быстро перешла комнату и распахнула дверь. Выступила наружу – никого….

Московитка уже уверилась, что ее люди схвачены и сейчас враги будут хватать ее; и тут в кустах зашуршало. Она повернулась на каблуках, взвизгнув и занеся оружие; и в следующий миг ее поймали за вооруженную руку, держа с надежностью тисков.

Филипп!..

– Господи, как ты меня напугал… Где все? – воскликнула московитка.

– Все тут, едем скорее! – ответил старый македонец.

Он подсадил ее на лошадь, потом мужчины сели в седла, и все четверо ускакали.

Феодора, трясясь на спине быстроногого Борея и невольно бросая взгляды через плечо, думала, что долго так продолжаться не может… зная патрикия, она будет подозревать ловушку при каждой встрече, как и ее воины. И много ли дадут малышу Александру свидания с испуганной, ожесточенной женщиной?

Конечно, все это патрикий Нотарас предвидел и просчитал.

Вернувшись домой, Феодора долго плакала в одиночестве… а потом пошла и выговорилась Микитке, который по-прежнему жил с ними, при своей матери и отчиме. Микитка был не то на положении слуги, не то на положении родича: назвать приживальщиком увечного юношу, которого все в доме любили и который всем помогал и словом, и делом ни у кого бы язык не повернулся. Этот… не то полумужчина, не то ангел был Феодоре в доме самая родная душа после мужа.

Евнух выслушал хозяйку вдумчиво, как слушал каждого, кто с ним говорил, – он соглашался с нею во всем: Микитка тоже думал, что Фома Нотарас предвидел, как подействует на Феодору встреча с ним и с похищенным сыном.

– Он, госпожа, до смерти Леонарда тянет, - сказал евнух. – Исподтишка не убьет, хотя раньше мог бы сгоряча… но сейчас за душу свою боится. Фома Нотарас нашего господина в море с разбойной грамотой услал, чтобы тот не вернулся… а если вернется, патрикий расхрабрится и вызовет его драться…

– Почему же раньше не вызвал? – воскликнула хозяйка.

– Раньше трусил, - ответил евнух спокойно. – И теперь трусит… но к тому времени, как комес вернется, если это случится, всем нам уже будет невмочь! Фома выйдет против Леонарда, только чтобы кончить дело…

Микитка грустно усмехнулся. Он тоже любил и помнил патрикия Нотараса.

– Патрикий Леонарда затем и спровадил, чтобы успеть раскачаться!

Феодора несколько мгновений молчала – а потом быстро обняла Микитку и расцеловала в обе щеки.