Ставрос. Падение Константинополя

MadameD

Как они и ожидали, никаких следов Александра не обнаружилось; хотя они отстали от герцога на целую неделю. Феодора даже хотела сгоряча вернуться домой, в поместье; Леонард отговорил ее.

– Если Александр украден, тебе тем более опасно возвращаться домой, в глушь, - взволнованно сказал он. – Лучше всего оставаться на виду – на виду у влиятельных людей…

Феодора усмехнулась.

– Ты думаешь, от нас отстанут, когда мы отгуляем на герцогской свадьбе и вернемся домой?

– Я думаю, что с нами могут начать переговоры до этого… если

собираются выставить условия, - ответил комес.

Леонард рассмеялся, запустив обе руки в свои пышные волосы. – Подумать только, я говорю о твоем муже! Этот человек не устает удивлять меня, он как яблоко с гнилью внутри: не поймешь, где гниль, пока не откусишь!

Московитка поморщилась.

– Неужели ты еще удивляешься? – спросила Феодора. – Я думала, ты уже давно выучил все изгибы его характера не хуже меня…

И тут оба подумали самое страшное – а если Александра похитил не Фома Нотарас, а кто-нибудь из итальянских врагов; если Магдалина действительно совсем непричастна к этой истории?

– Едем в Неаполь, - наконец решил Леонард.

Они не могли оскорбить Сфорца отказом присутствовать на торжестве. Конечно, нечего было думать, что герцог отложит свою свадьбу по такому случаю; но можно было надеяться на его содействие в поисках ребенка… хотя содействие наверняка будет только данью вежливости. Но, может быть, это заставит Фому Нотараса призадуматься, с кем он связался…

“Нет. Фома Нотарас все о нас знает, и его ничем не напугаешь, - подумала Феодора. – А вот он нас может много чем припугнуть. Это его триумф… он сейчас въезжает в Рим как победитель, в златолиственном венке…”

– Едем в Неаполь, - со вздохом повторила Феодора.

Они не опоздали на свадьбу – подготовка была в самом разгаре; даже Дионисий Аммоний, получивший приглашение месяц назад, еще не приехал. Мардоний и Рафаэла встретили семью Флатанелосов в герцогском неаполитанском особняке и очень тревожились; беспокоился за греков и новый друг Мардония, приехавший с ним, - молодой сын Лучиано Пизано. Герцог, хотя и занятой по горло приготовлениями, вышел к гостям собственной особой и приветливо поздоровался; и сразу узнал о причине задержки критянина с супругой. Никто не мог бы ее скрыть – пытаться сделать это было бы крайне неучтиво, да и бессмысленно!

Сфорца принял самое живое участие в случившемся – он весьма негодовал и тотчас же отправил своих людей в Рим на розыски мальчика; хотя, наверное, и сам понимал, что уже было сделано все возможное. Однако деятельная натура герцога не позволяла ему ничего не предпринять –в отношении будущих родственников и людей, взятых им под покровительство!

Люди Сфорца, конечно, знали Рим лучше греков; но и их усилия ни к чему не привели. Леонард просил герцога не давать делу огласки; и тот согласился, что не стоит поднимать шум.

В Италии творилось слишком много вещей, которые замалчивались, спасая добрые имена

всех причастных; наверняка и славное семейство Сфорца за свою историю обделало немало подобных дел.

Пока Флатанелосы обустраивались в гостях, прибыл Дионисий Аммоний: он привез с собой жену, приемного сына и обеих младших дочерей. Дарий с женой и

своими двумя маленькими дочерьми остался в имении под Анцио. Феодора подумала, что, возможно, Дионисий уже не так нерасположен к итальянцам – нужно же ему пристраивать своих невест!

Может быть, Дионисий найдет им и греческих женихов; но без помощи влиятельных людей Италии этого не сделать.

Флатанелосы бросили поиски Александра – и только ждали, каждый день был как медленная пытка.

И дождались – враг был предсказуем или позволил считать себя предсказуемым. За день до герцогской свадьбы Феодора получила письмо: листок подбросили ей под дверь.

* Инсула – в архитектуре Древнего Рима многоэтажный жилой дом, с комнатами и квартирами, предназначенными для сдачи внаем.

========== Глава 157 ==========

“Моя возлюбленная жена!

Я по-прежнему в полном праве называть тебя так. Ты ведь помнишь, я надеюсь, что ни наша святая церковь не давала тебе развода по вине прелюбодеяния, ни я тебя не отпускал, будучи супругом, в разводе невиновным; но это сейчас второстепенно. Ты сама понимаешь, что мы с тобой вовеки соединены Богом, в каких бы отношениях ни состояли: и залог нашего вечного союза сейчас у меня.

Можешь вздохнуть спокойно, Феодора: Александр у меня, он жив и здоров. Немного поплакал, но я быстро его успокоил. Мальчик почувствовал во мне своего настоящего родителя.

Я бы очень хотел знать, ладил ли наш сын с твоим любовником… с тем, которого ты называешь мужем. Впрочем, думаю, что ты расскажешь мне это при встрече. Я вовсе не собирался лишать Александра матери; да и ты, я уверен, такого не допустишь. Я знаю твой характер.

Разум такого малыша – как влажная глина под пальцами скульптора… конечно, это зависит от природных задатков, но мой Александр так же восприимчив к чужому влиянию, как был я: до того возраста, как мой характер полностью сформировался. Я позабочусь о том, чтобы из памяти нашего мальчика стерлось все, что касается Леонарда Флатанелоса.

Я понимаю, дорогая, что ты очень любишь своего героя, - но ты точно так же не захочешь, чтобы Александр жил в том же смятении и раздвоении чувств, к которому ты приговорила наших старших детей, лишив их отца и дав им отчима в сознательном возрасте. Пожалуй, Варду и Анастасии пока и в самом деле не следует знать ничего о своем настоящем отце, чтобы они росли спокойно. Ты согласна?

Я знал, что мы в этом союзники.

Если ты думаешь о том, как я содержу ребенка, - будь покойна: Александр ни в чем не нуждается. Он окружен любовью, чист, сыт, одет; и я нашел ему няню-гречанку, которая, конечно, лучше подходит для воспитания грека, чем наша католическая монашенка, при всей твердости ее характера. Кстати, Магдалина здесь ни при чем, не вините ее в пропаже мальчика. Наверное, она просто недосмотрела, глаза и резвость уже не те. А если Магдалина и поняла, кто за этим стоит, то полагаю, что она сознательно умолчала о своих догадках, пока похитители не оказались в недосягаемости для твоего критянина. Но ты, надеюсь, не станешь ей на это пенять.