Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Феодора взяла с собой Филиппа, македонца, который вместе с павшими героями, Леонидом и Теоклом, вызволял ее от Валента. Старый воин так и не обзавелся семьей и, по-видимому, уже не чувствовал к этому расположения. Как в Византии, которая не сегодня-завтра должна была полностью перейти в руки турок, так и в Италии – даже еще меньше.
Еще с московиткой поехали двое воинов, которые всегда сопровождали ее к Феофано и к Мелетию: до сих пор эти люди не проболтались господину о прогулках хозяйки, и можно было надеяться, что они будут молчать
А впрочем, пусть и скажут: Леонард отлично понимает, что здесь может быть в его отсутствие…
Феодора поехала верхом, одевшись в любимый костюм, - полутурецкий-полугреческий, длинную тунику с разрезом и шаровары, - и усевшись на своего Борея по-мужски: у нее дома все к этому привыкли, и она совсем не собиралась отъезжать далеко от своих владений.
Она спрыгнула со своего гнедого арабского красавца, только завидев старый невысокий кирпичный дом, увитый виноградом, - издревле самые дешевые и самые любимые плоды на столе греков и римлян, произрастающие даже в бедности.
– Подождите здесь, - Феодора обернулась к своим воинам. Она не знала, приказывать ей или молить; и сколько сказать. Но тут Филипп улыбнулся ей щербатым ртом.
– Зачем ждать здесь? Мы знаем, кто там, - он выбросил руку в сторону дома.
Феодора с испугом посмотрела на остальных, прижав руку к щеке; воины, прошедшие с нею весь путь от Константинополя, успокаивающе кивнули.
– Мы знаем, что там патрикий Нотарас! Мы тебя не выдадим!
– Спасибо, друзья, - Феодора вздохнула и утерла пот со лба.
Поправив белую головную повязку и косу, скрученную под этой широкой повязкой на затылке, она направилась вперед. На ходу проверила свой кинжал, висевший на поясе в голубых халцедоновых ножнах, - ножны от убора амазонки, подаренного Дионисием, а кинжал, пожалованный Фомой!
Первый господин когда-то советовал ей носить оружие в рукаве, между нательной рубашкой и туникой… но Феодора уже очень давно так не делала. Насчет же патрикия утверждать ничего было нельзя.
Перед дверью она помедлила, набираясь духу и пытаясь еще раз осмыслить свое положение. Едва ли этот дом – место, где Александра держат постоянно… даже без всяких сомнений можно утверждать, что это не так. Фома Нотарас снял его для своих свиданий с женой – или просто занял, потому что дом ничей.
А значит, попытки выручить сына, зная это место, скорее всего, будут тщетными.
– Останьтесь снаружи, - приказала Феодора своим людям.
Филипп кивнул. Все мужчины понимали, что это им нужно не только для собственной безопасности, но и для того, чтобы, при случае, защитить госпожу – или ускакать за подмогой…
Московитка перекрестилась и толкнула дверь: как она и ожидала, та была не заперта. В лицо ей пахнуло сухими травами – розмарином, жасмином, мятой, которую греки использовали и как лекарство, и для отдушки.
Оглядевшись, Феодора увидела, что комната бедная, но чисто убранная. Огня нет – солнце светит через окна; на простом
По-видимому, тут всего было две или три комнаты. Феодора остановилась, не решаясь следовать дальше, - но тут справа раздались шаги, и на пороге появился патрикий Нотарас.
Он выглядел прекрасно… но Феодора едва успела охватить взглядом его облик, устремив все внимание на сына, которого патрикий вел за руку. Подбежав к Александру, мать упала перед ним на колени.
– Здравствуй, мой маленький царевич! Ты меня узнаешь?
Александр вздрогнул, чуть не испугался ее, как чужой женщины. Но тут Фома подсказал, склонившись к ребенку:
– Скажи, сынок: здравствуй, мама.
Фома Нотарас улыбался так ласково, точно их никогда и ничто не разлучало.
– Здравствуй, мама, - послушно повторил золотоволосый мальчик. Феодора порывисто обняла Александра, но быстро выпустила из объятий: ребенок этого не хотел.
Александр никогда не шел к ней так, как другие дети! Он больше всего любил, когда занимаются им, мало думая, кто им занимается, - так же, как и его отец!
“Детям свойственно больше всего сосредоточиваться на себе… но и это у всех по-разному”, - подумала московитка. Но даже если маленький Александр не полюбит Фому Нотараса так, как любил своего отца Вард, мальчик будет плодом усилий Фомы Нотараса, а тот останется главным человеком, кто может иметь на него влияние…
– Как он у тебя? – спросила Феодора, наконец подняв глаза на первого мужа. Фома Нотарас сиял, как новенький золотой.
– Превосходно.
Феодора огляделась, ища, куда сесть.
– Садись вон туда, - патрикий указал ей на лавку в углу; когда жена села, он опустился рядом и взял мальчика к себе на колени.
Он продолжал улыбаться жене.
– Я очень рад тебя видеть, дорогая.
Феодоре стало страшновато.
– Где же другие? Ты говорил, что взял для Александра няню…
Фома засмеялся.
– Не в дорогу же мне было ее брать! Я вполне способен управиться с моим сыном один… а наша с Александром охрана, если ты о ней, ждет снаружи, за кустарником. Не тревожься.
Феодора прикрыла глаза, вспомнив о своих людях, тоже оставшихся снаружи.
– Расскажи мне, как поживает наш сын, - попросила она, не найдясь, что спросить еще. Как долго они были врозь!
У мужчины и женщины может найтись, о чем говорить, кроме детей и хозяйства, не только лишь, если они оба достаточно развиты, – если они долго живут вместе…
Однако Фома был ловкий политик и галант: он заговорил непринужденно, и рассказывал об Александре долго, избегая всех подводных камней. За это время Александр ни разу не попросился слезть у него с рук – отец покачивал его на колене, если он беспокоился, и мальчик вполне удовлетворился разглядыванием и изучением многочисленных украшений на отцовской одежде.