Ставшие скверной

Мордовина Елизавета

Карик пересчитал тарелки и удивлённо обнаружил, что врач прав.

— Тогда нужно её уважить, — усмехнулся в бороду Карт. — Что вы думаете по поводу её решения?

— Честно говоря, я с ней согласен. Ей не стоит сидеть на троне, — спокойно сказал Лем.

— Почему? — заинтересовано спросила Ивона.

— Из неё не получится императрица. Не думаю, что она сможет наказывать преступников. Насилие ей чуждо.

— Почему вы так уверены в этом?

— Хм… Я никогда не задумывался об этом, но я почти никогда не видел её гневающейся или злой. И я не думаю, что она хочет

лишний раз петь Прощальную песнь. Как-то раз она рассказала мне, что те, чьих родственников нет по время песни, говорят вместо этого со жрицей. И если их смерть была ужасной, то служительницы Диру чувствуют весь страх, боль и одиночество, которые испытывают эти люди от того, что они не могут попрощаться с близкими. Именно поэтому во время прощальной песни и просят присутствовать родственников или друзей. Бывали случаи, когда жрицы сходили с ума, когда отпевали во время войн. Так что…

— Я не знала этого, — тихо произнесла девушка.

— Не думаю, что хоть кто-то знает, кроме самих жрецов, конечно. Насколько я понимаю, это не секрет, просто люди не интересуются этим. Пришла жрица, отпела, а там уж какая разница. Многие не воспринимают служителей людьми. Они для них символы, инструменты, как те маленькие статуэтки Диру с шариком из свет-камня или янтаря, которые все держат у себя дома. Или совы на входных дверях в честь ручной совы Илионы-хранительницы.

В трапезной повисло тяжёлое молчание. Через некоторое время Мим сказал:

— Я понимаю, о чём вы говорите, радих Лем. И я, и Кортик после того, как узнали о том, что рада Лея — Верховная, некоторое время не могли воспринимать её как обычного человека. Наверное, это ещё одна причина того, почему она не хочет быть знаменем. Она хочет быть человеком.

— На её месте я бы тоже хотел, — глухо заметил Кортик.

— Принцесс в Нандиру сейчас воспитывают как сосуд для будущего наследника, — внезапно сказал Рабден. — Поэтому я думаю, что до побега Верховная, скорее всего, не чувствовала себя полноценным человеком. Одним из её официальных титулов был «мать будущего наследника».

Присутствующие в зале поёжились. Принц продолжил, поясняя:

— У меня хорошая, любящая семья, но даже я всегда ощущал себя немного… не собой. Поэтому благословление Диру обрадовало меня, пусть сначала и испугало, — я мог выбрать свою собственную дорогу. Думаю, что в случае с Верховной всё было ещё хуже.

— Думаете ли вы о том, чтобы снова стать принцем? — заинтересованно спросил Кортик.

— У меня не будет выбора.

— Понятно…

Аран тронула брата за плечо, прося прочитать свой вопрос.

— Сестра спрашивает, как вы познакомились с Верховной, — передал Карик Кортику с Мимом.

— Она как-то прибилась к обозу, в котором мы служили. А потом наша чтица обозлилась на неё, и нам пришлось уйти. Очень уж старой карге приглянулись артефакты Леи.

— Раде Каре тогда было не больше сорока, и я предполагаю, что её больше волновало то, что рада Лея узнала о нашей тайне.

— Да хоть пятнадцать! Вела она себя тогда как старая карга, а артефакты она точно хотела.

— Если подумать, то ведь это именно рада Лея тогда светилась в женском шатре! — осенило

Мима. — А я ведь думал, что это был фонарь.

— А меньше нужно мимо женских шатров прогуливаться, тогда и думать ни о чём не нужно будет.

Мим лишь вздохнул, перенося приступ скабрёзности напарника с обычным спокойствием.

— Вы давно знаете друг друга? — снова спросил за сестру Карик.

— Росли вместе, так что дольше, чем можно себе представить.

Аран снова начала писать, и Рабден, увидев это, воскликнул:

— Вы же чтец, рада Алиан! Вы можете использовать воздух в качестве доски!

— Она была отрезана от своей реки! — возмутился Карик.

Аран положила руку на предплечье своего брата, успокаивая его.

— Я не могу контролировать Поток как раньше.

— Вы просто боитесь, что вы не такая, как раньше. Ваш Поток такой же, как когда вы были Синеокой Алиан. Только страх сдерживает вас.

Карик хотел вступиться за сестру, но Ивона его опередила:

— Почему вы так жестоки по отношению к Аран, дядя? Я не понимаю этого! Чем она вас так раздражает?

— Я был жесток?

— Да. Вы могли сказать то, что хотели, наедине или высказаться мягче. В Водопадах вы вели себя точно так же! Аран совсем недавно восстановила свой Поток и всё ещё привыкает к новому миру. Ей нет нужды сейчас прилагать усилия, если она может донести свои мысли посредством дощечки. Обычно вы не позволяете себе подобной прямоты с малознакомыми людьми. Тем более с теми, кто старше вас!

— Не надо. Твой дядя прав, я просто боюсь.

— Может быть, но это не значит, что это нужно говорить. Не всё в этом мире нужно озвучивать, — упорно сказала Ивона.

— Ваша племянница права, принц, — холодно сказал Кортик. — Например, вы плыли по течению, вместо того, чтобы действительно защитить свою племянницу, но это не значит, что это нужно говорить.

Обстановка накалялась.

— Я… — начал говорить Рабден.

— Хватит! — перезвон колокольчиков пронёсся по комнате.

Рабиус остановился на полуслове.

— Принц Рабиус, вам не стоило говорить с радой Аран подобным образом. Кортик, тебе пора перестать провоцировать других. Эта защитная реакция ещё ни разу нам не помогала.

— Не люблю, когда давят на того, кто слабее, — недовольно проворчал Кортик.

— Смело с твоей стороны утверждать, что один из известнейших профессоров Альхейра беспомощен. Тем более что слова принца были рождены из былого восхищения, а не презрения, — высказав это, Лея повернулась к Рабдену:

— Вы ведь до сих пор смотрите на Аран как на пример для подражания, не так ли?

Мужчина замялся, но затем сказал:

— Да.

Алиан покраснела и, сама того не замечая, сжала предплечье брата.

Карик посмотрел на неё и озадачился — он впервые видел свою сестру смущённой.

— Давайте последуем примеру Рэна и приступим к еде. Она уже успела остыть.

Все принялись молча есть, не решаясь заговорить.

Как только тарелки были унесены на кухню, вымыты и компания села обратно за стол для чаепития, Рабден заговорил: