Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ

Балтийский Отшельник

Но больше всего Гайясу сун-Малламия нравились выпученные глаза наглой рабыни, которые он видел каждый раз, когда отводил взгляд от кубка.

* * *

Пока хозяин провожал Старейшего, Ирма так и стояла на коленях у самого входа в шатер. Цепь от ее ошейника была пристегнута к специальному столбику, куда денется рабыня?

Ей было страшно. Взгляд, которым наградил ее Волк, был полон холодной ярости.

Ирма не хотела себе в этом признаваться, но его ярость смертельно

пугала ее. Один раз она уже ловила такой взгляд. Тогда ярость Волка чуть не убила ее, она с трудом сохранила жизнь и рассудок.

Это был вечер самого первого дня в караване.

Ирма в караване

Утро

15 день 1 месяца весны (5 месяца года) 2009 г. Я.

Где-то в Степи

…сознание возвращалось медленно. Вот с нее сняли капюшон и она зажмурилась от света ударившего в привыкшие к темноте глаза. И ту же ей щеку обожгла тяжелая пощечина.

— Очнулась?

Не успела она ответить, как к ее животу над пупком что-то легко прикоснулось — а в следующий момент ей показалось, что ее лягнула лошадь раскаленным копытом. Жгучая боль скрутила в узел кишки, перехватила дыхание, пустой желудок выстрелил вверх горьким зарядом желчи, наполнившей рот. Когда боль отступила, Ирма еще несколько панических секунд не могла вдохнуть, но вот, наконец, воздух ринулся в грудь, и она обессиленно распласталась на мелких камнях.

Но разлеживаться ей не дали. Хлесткий удар ожег ляжку.

— На колени, рабы, на колени!

Вокруг Ирмы застонали, приподнимаясь, люди. Рабы охали, стонали и заунывно подвывали. Кто-то рыдал в голос. Ирма поднялась и огляделась.

Рядом копошились голые тела. Довольно быстро выяснилось, что руки свободны, но ее ошейник прицеплен к тяжелой цепи.

На каждой цепи было по 8 рабов. У первого и последнего были еще и кандалы на ногах. Ирма была первой в свое цепочке и ее ноги тоже оказались скованы.

— На колени и слушать!

Между рядами быстро продвигались работорговцы, раздавая жгучие удары короткими стеками.

Довольно быстро все глаза повернулись в одну сторону. Там стоял одинокий Степной Волк и невозмутимо стругал какую-то деревяшку. Темные штаны, невысокие светлые сапоги, свободная светлая рубаха. Темноволосый. Лицо совершенно обычное — в любом городе Империи хватало стройных широкоплечих брюнетов, особенно — в Южных провинциях.

Плетеная конусная шляпа с очень широкими полями.

Воин Степи поднял голову, сдвинул шляпу на затылок и заговорил. Голос Ирма узнала сразу.

Он говорил негромко, но короткие фразы были наполнены внутренней магической силой, заставившей стихнуть даже ветер, не то что — стоны и причитания.

— Слушайте меня! Это — Степь, — воин махнул рукой вокруг. — На ваших шеях — рабский ошейник. Вы все — мой скот. Послушные овцы будут жить, глупые — умрут. Для вас все просто — вы никто. Каждый, кто не в ошейнике — для вас Господин. Господин

может все. Обращаться к Господину или на коленях или ползя на брюхе. Иначе — наказание. Наказание — это всегда очень больно. Понятно?

Ответом была гнетущая тишина.

— Когда господин обращается, рабу лучше не злить господина, — свистнули палки, раздавая звонкие удары по первым подвернувшимся спинам и плечам.

— Понятно?

— Да, господин!!! — нестройно зашелестело.

— Закон первый: того, кто попытается бежать — я посажу на кол.

Мигом прояснилось, что за деревяшку обстругивал суровый воин. Тишина стала абсолютной.

— Жизнь любого раба принадлежит мне. Я могу взять ее в любой момент, убить быстро или заставить мучиться. Помните это.

— Закон второй: раб повинуется. Раб который медлит, оправдывается или спорит, будет наказан.

— Закон третий: рабам болтать запрещено. Будет наказан и говорящий и слушающий. Сейчас вас загонят в клетки. В каждой клетке — две связки. Связка, это цепь. В каждую клетку вам дадут два ведра. Одно с водой, другое пустое. И две миски. Одну — пить, в другую — ссать. Кто нагадит в повозке или расплещет миску с дерьмом — будет наказан. Еду вам дадут вечером. Тем, кто не будет наказан.

— Пока вы путешествовали в Степь, вы немного припачкались. Вам целый день на то, чтоб нюхать собственную блевотину, мочу и дерьмо. Кто не будет наказан, вечером получит возможность помыться.

— И последнее. Мы не пользуемся плетью. Рабыня с рубцами стоит меньше девки с гладкой кожей. Мы пользуемся Жалом. Каждая из вас уже отпробовала его, когда просыпалась. Помните, это вас просто приласкали. Жало может заставить лопнуть ваши глаза от боли — но оставит целенькой шкуру, чтобы кожевник смог пошить кошелек из сиськи дохлой рабыни. Это все. Охрана, загоняйте их в повозки.

— Да лучше сдохнуть, чем жисть такая, — буркнула себе под нос длинная костлявая девка с тяжёлым продолговатым лицом. Обветренные руки и загрубевшие загорелые ноги выдавали крестьянку. Дома к ее вздорной привычке ляпать, не думая, все привыкли, но сейчас…

— Сдохнуть? — охотник на рабов имел отличный слух. — Это прямо сейчас. Давайте-ка ее сюда!

Споро и привычно четверо воинов отстегнули ошейник говорливой дуры от общей цепи и за руки за ноги потащили к старшему каравана. Девка сообразила, что ее тащат прямо на кол, заголосила по-дурному и забилась в руках охранников. Но те, привычные, растянули ее как лягушку и понесли извивающиеся тело.

— Покажи! — коротко скомандовал старший.

Державшие за ноги охранники, растянули лодыжки до предела и предъявили к осмотру дырки так, чтоб начальник рассмотрел всё, не наклоняясь.

Тот без брезгливости запустил руку в курчавые темные волосы, пощупал там и обтер руку о живот орущей извивающейся девки.

— Не целка. Это хорошо. Убытков меньше.

Глянул за затесанную лесину, взглядом примерил девке между ног: «В самый раз будет! Вяжите».

Молодцы перевернули крестьянку на живот, привычно стянули за спиной запястья и локти. Та извивалась и визжала поросячьим смертным визгом.