Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ
Шрифт:
В других родах войск обычай прижился меньше, но в уставах параграф этот существовал.
* * *
— По существующей традиции, прошу высказывать мнения, начиная с младших по званию. Со всем уважением, лейтенант Стребен, но честь открыть обсуждение сегодня принадлежит Вам. В данном случае — не как младшему по званию, а как самому «молодому» из лейтенантов, — резким кивком в сторону Больца завершил свою речь капитан.
Больц поморщился, но пилюлю проглотил.
Формально он не был младшим — будучи в равном лейтенантском звании с командирами взводов, он был старше по должности, как вахмистр. Но здесь,
— Благодарю за честь, мессир капитан, — обстановка требовала предельно формального тона и максимально точных слов. — Вы, несомненно, правы и я слабее всех здесь присутствующих разбираюсь в боевых возможностях кавалерийских подразделений. Поэтому я могу опираться лишь на имеющийся у меня егерский опыт столкновений со степняками. Степняки обычно действуют либо тройками, либо несколькими звеньями по три воина. Нам ни разу не встречались караваны или группы, в которых было бы более четырех троек. Такая дюжина грозная сила, и одно-два звена егерей они могут «скушать» весьма эффективно, особенно если из засады. И хотя, как индивидуальные бойцы, степняки обычно весьма сильны, в равный бой они предпочитают не ввязываться. Степняков, действующих строем, не видели ни разу. Трусами их не назову, скорее они всегда берегут людей. Это похоже на их тактику — «затянуть» егерское звено на свою территорию и напасть из засады. Чем больше звено оттянется от своей территории, тем меньше шансов успешно вернуться. Никакой другой тактики степняки обычно не демонстрировали. Не думаю, что и в этот раз будет по-другому. Они ждут один-два звена разведчиков, а не конную сотню. Я думаю, надо двигаться вперед. Благодарю, мессиры.
— Благодарю Вас, лейтенант Стребен, — командир придерживался тона протокола. — Прошу Вас, Бъерн-четвертый.
Высказавшиеся следом два лейтенанта со своей позиции поддержали основные тезисы Больца: степняки в бой с равными силами стараются обычно не вступать, действуют преимущественно из засад, оперируют всегда группами менее десятка воинов, поэтому и противника воспринимают примерно в том же масштабе сил, поэтому — собственно — выполнение поставленной задачи следует продолжить, усилив бдительность и осторожность в переходах. Другими словами, засада впереди, несомненно, есть — но что нам та засада: раздавим без проблем.
Бъерн-второй высказал предположение, что соприкосновение вероятнее всего произойдет у самой границы Степи, где степные воины будут действовать в знакомой им местности наиболее эффективно. «Но они ждут десяток — а встретят сотню!» — воодушевленно заключил он.
Лейтенанты рвались в бой.
Неожиданно в роли «адвоката дьявола» выступил «второй», обер-лейтенант Магтиг Бэр, показав совсем другой уровень оценки ситуации.
— Мне кажется, мессиры, что вы готовы степняков «шапками закидать». За такие настроения командиров обычно приходится платить жизнями. Зачастую — собственными. Не надо считать воинов Степи глупыми. Они столетиями терзают Империю и мы не в силах это полностью пресечь. Если они глупые — то мы что, тупые? Задумайтесь на минуту — они столетиями оберегали все подходы к границам Степи. Откуда вдруг сейчас такая беспечность? Что изменилось? Почему они позволили егерям дойти до самых песков? Почему позволили уйти сначала Больцу, а затем и его товарищу? Почему не было погони? Зачем им нужны два, три, пусть даже пять звеньев разведчиков, которые они могут заманить в свою западню? Зачем? Я понимаю ваш азарт, господа лейтенанты. Шанс взять Степь за мякотку очень соблазнительный, давно хочется… Но азарт плохой советчик командиру.
— Вы позволите, мессир обер-лейтенант? — снова взял слово Больц. — Я думаю над этими непрерывно, с тех пор, как пришел в себя в госпитале. И мне кажется, что
— Не «зачем», а «почему»? — словно пробуя на вкус эту мысль, негромко повторил капитан Аркх. — Может быть, вахмистр, может быть… Да, несомненно, они люди со всеми людскими слабостями. Возможно…
Капитан вздернул голову и обвел взглядом лица офицеров: «Хочет кто-то что-нибудь добавить к уже сказанному?»
— Нет? Что ж, тогда мессиры офицеры, я выношу вердикт собрания. Эскадрон идет вперед, считая аксиомой наличие впереди организованной засады и опираясь на предположение о превосходстве собственных сил. Возражений нет?
— Возражений нет. «Второй», будь добр, оформи протокол собрания и его копию отошлешь завтра в Корпус вместе с больным егерем. Вахмистр — на разведчиков вся надежда. Командирам взводов — выделить в помощь разведгруппе по одному звену, наиболее подходящих для этого дела. Отработает охранение успешно — сломаем степняков легко. Благодарю, мессиры, собрание считаю официально закрытым.
— Степь ставила капкан на куницу, а в ловушку пришел медведь! Во славу Империи, мессиры! — и встав, капитан по-уставному отсалютовал.
— Во имя Единого!
* * *
Следующие дни слились в памяти их участников в тяжелую работу войны.
Историки Земли, писавшие об альпийском походе Ганнибала и переходе Суворова через Альпы, онемели бы, если б им пришлось описывать поход особого эскадрона.
Да что там историки!
Впервые взошедший на Аннапурну Эрцог, больше пишет о подготовке и транспортировке снаряжения к подножию, чем о самом восхождении. Потому что о восхождении писать нечего.
Восхождение — это одно сплошное усилие воли, когда и этот и следующий и еще один шаг ты делаешь, превозмогая себя.
Простой и монотонный подвиг, который понятен только тем, кто сам совершал нечто подобное. Усталость, одышка, снег и собственная слабость — это всего лишь клей, из которого ты вытаскиваешь ногу, чтобы сделать следующий шаг. И еще. И еще…
И никаких эмоций. Это будет потом. На них надо слишком много сил.
Именно это и совершил особый эскадрон — они поднялись на плато, которое было выше всех известных гор Империи и перевалили основной хребет через седловину, на высоте которой еще не бывали жители Империи. Но это не было спортивным достижением. Это было боевой операцией.
Через снежное плато, чуть не убившее егерей, проложили и разметили тропу, по которой в Империю за фуражом потянулся караван вьючных лошадей. Потому что война это сначала снабжение и планирование, и только потом — смелость и отвага. А героизм это и вовсе тогда, когда облажался кто-то из планирующих и отдающих приказы…
За эти дни офицеры много раз вспомнили слова Больца о том, что степняки вполне обоснованно надеялись на то, что горы сами убьют одинокую тройку егерей. И оценили подвиг Больца и Ореста, сумевших выжить и вернуться.